Рождение бомбы - [59]

Бор позднее говорил Черчиллю, что секретами изготовления атомной бомбы следовало бы поделиться с русскими. Он предложил достичь соглашения о будущем контроле над этим оружием еще до того, как его могущество продемонстрируется миру. Эти предложения не удостоились серьезного обсуждения, хотя аргументы в их поддержку содержались и в письме, которое Бор написал президенту Рузвельту 3 июля 1944 г. На них смотрели как на нечто, исходящее от непрактичного человека, хотя и обладающего даром острого предвидения.

Вот что Бор писал Рузвельту: «В процессе изготовления находится оружие беспримерной мощности, способное полностью изменить весь характер будущих войн.— Здесь, кажется, впервые черным по белому излагалось основное значение нового оружия.— Независимо от того, как скоро оружие будет готово к употреблению и какую роль оно сыграет в настоящей войне, эта ситуация поднимает много проблем, требующих самого пристального внимания. Можно ли достичь в свое время какого-то соглашения о контроле над использованием новых активных веществ? Любое временное преимущество, как бы велико оно ни было, не может идти в сравнение с постоянной угрозой безопасности всего человечества».

Убежденность Бора относительно политических последствий бомбы была встречена довольно холодно. Его привезли из Европы для консультации ученых, а не политических деятелей. И консультация была получена. Еще будучи в Британии, он согласился вступить в ее коллектив, готовившийся тогда к переезду в Соединенные Штаты, что и сделал через несколько недель. Это были недели, когда нервы тех людей в «Тьюб Эллойс», которые отвечали за секретность ядерного предприятия и за то, чтобы Бор безопасно достиг Соединенных Штатов, подверглись серьезному испытанию.

Однажды Бор зашел в кино, а через некоторое время позвонил и сообщил о потере своего портфеля. После длинной паузы ученый добавил, что беспокоиться не стоит, так как никаких секретных бумаг в портфеле не было, но он остался совершенно без денег. Были и другие случаи, говорившие об анекдотической рассеянности Нильса Бора.

Наконец Бор направился в Соединенные Штаты, где оставался много месяцев, давая советы по различным вопросам гигантского американского предприятия. Ученый путешествовал с британским паспортом — один из немногих иностранцев, если вообще не единственный. При этом «британский подданный» Бор именовался «Николаем Бэкером».

Эта специфическая идиосинкразия американцев к иностранным паспортам объяснялась не какой-то наивной уверенностью, что о благонадежности ученого можно судить вернее всего по его подданству, чем по его прошлому. Главным мотивом таких действий было административное удобство и необходимость обойти правила, не приспособленные к идеологическим условиям второй мировой войны.

Обычные английские паспорта ученых, прибывших целой партией в Соединенные Штаты, изучались со столь необыкновенной тщательностью, что это заставило одного из них положить паспорт обратно в карман и, ко всеобщему ужасу окружающих, спросить изумленного американского чиновника, не заменить ли его другим.

* *

*

Первые практические шаги к англо-американскому сотрудничеству были предприняты «Тьюб Эллойс» в начале декабря 1941 г. В это время технический комитет решил направить в Соединенные Штаты Экерса, Пайерлса, Халбана и Симона с тем, чтобы они свели к минимуму параллелизм в работе. Британская миссия выехала в феврале 1942 г. и вернулась в апреле, посетив большинство лабораторий, подчиненных вновь созданному комитету «S1». Одно сразу же стало ясным. Американский проект, задуманный всего несколько месяцев назад, уже использовал как университетские, так и индустриальные возможности в таком масштабе, который намного превосходил все, что было сделано в Британии или в Канаде в обстановке военного времени. После этого планы «Тьюб Эллойс» в отношении разработок и исследований в Англии были немедленно урезаны. С начала 1942 г. становилось все более и более ясным одно: изготовление бомбы, в конечном счете, должно быть совместным англо-американским риском. Но в то время все еще считалось, что американские индустриальные усилия будут соответствовать по масштабам первоначальным британским работам над бомбой и что обе стороны будут сотрудничать скорее как равноправные партнеры, а не как хозяин и слуга. На деле оказалось не так.

В течение первых пяти месяцев 1942 г. исследовательские работы продолжались в обеих странах, но только в июне союзные военные лидеры перешли, наконец, рубикон и решили, что бомбу следует делать в Соединенных Штатах, опираясь на ресурсы обеих стран.

Обстоятельства, при которых было принято это важное решение, изложены Черчиллем в его труде «Вторая мировая война», в котором он описывает встречу с Рузвельтом 20 июня. Присутствовал также Гарри Гопкинс, с которым Черчиллю пришлось позднее уточнять подлинный смысл разговора.

«Я был твердо убежден в необходимости сразу же объединить все наши сведения и работу продолжать на равных началах, разделив ее плоды, какими бы они ни были, поровну между нами,— пишет Черчилль.— Затем был поднят вопрос относительно того, где следовало создавать исследовательские организации. Мы были уже осведомлены о чудовищных расходах, которые надо было сделать, отвлекая ресурсы всякого рода, в том числе и умственную энергию, от остальных военных нужд. Учитывая, что Великобритания находилась в зоне бомбежек и непрерывной воздушной разведки противника, казалось невозможным построить на нашем острове огромные, бросающиеся в глаза заводы, необходимые для решения задачи. Мы представляли себе, насколько далеко продвинулся наш союзник, и, конечно, его следовало предпочесть Канаде, которая и так внесла свой важный вклад в дело снабжения ураном. Это было очень трудным решением: направить несколько сот миллионов фунтов стерлингов в проект, успех которого ни один ученый на любой стороне Атлантики не брался гарантировать. Тем не менее если бы американцы не пожелали участвовать в этом рискованном предприятии, то мы совершенно определенно должны были бы собственными силами продвигаться вперед в Канаде или, если канадское правительство будет возражать, в любой другой части империи. Однако я был очень рад, когда президент сказал, что Соединенные Штаты, по его мнению, должны это сделать. Поэтому мы приняли совместное решение и определили основу соглашения. У меня не было сомнений, что сделанное нами в Британии являлось действительным прогрессом, и именно уверенность наших ученых в конечном успехе дала президенту возможность принять это важное и роковое решение».