Рождение бомбы - [12]

В месяцы, предшествовавшие войне, проблема ядерного оружия действительно беспокоила многих физиков. Нам хотелось бы сейчас рассмотреть, каким образом в различных странах, занятых ядерными разработками, эта проблема стала затрагивать не только ученых, которые могли изобрести некое разрушительное оружие, но также и государственных деятелей, по-видимому приказавших бы военным применить его. А военные, несомненно, могли сформулировать свои соображения о том, как должно быть устроено такое оружие, чтобы получить от него максимальный эффект.

Что касается французов, то остается неясным, какое место занимала в их намерениях бомба и какое — производство промышленной энергии. Каждый член коллектива, работавшего тогда в Коллеж де Франс, имел по этому поводу свое мнение, так же как и правительственные чиновники и ученые, поддерживавшие предпринятое дело. Несомненно, что мысль, зародившаяся у Халбана, о медленных нейтронах, а не о быстрых (разница, которая вскоре станет ясной), вела скорее к ядерному реактору, а не к бомбе.

Насколько причудливо переплелись у французов проекты создания бомбы и производства промышленной энергии, можно проиллюстрировать двумя примерами — получением патентов французским коллективом и обстоятельствами, при которых этот коллектив был обеспечен ураном. Вопрос о патентах впервые был поднят после получения субсидий. Жолио отнесся к этому отрицательно. Он настаивал, что в науке так не поступают и, во всяком случае, так никогда не поступала мадам Кюри, чьи работы всегда были открыты для всех. Ему напоминали, что супругам Кюри приходилось выпрашивать радий по всему миру и что почти половина этого элемента, использовавшегося в Институте Кюри, была даром женщин Америки. Однако дело заключалось не в этом аргументе, хотя и приняли решение о патентовании. Жолио-Кюри все же был убежден, что не в интересах Франции использовать большие потенциальные возможности ядерной энергии только ею одной на основании патентов, так как, несомненно, другие страны некоторое время спустя достигнут того же.

В конце концов соглашение состоялось, и пять патентов были положены на хранение. Под номером три значился патент на конструкцию урановой бомбы, остальные относились к пропорциям между ураном и замедлителем, помещавшимися в реактор, и к гомогенному или гетерогенному распределению. В качестве замедлителей упоминались вода, тяжелая вода, бериллий и графит. Описывались методы стабилизации реактора для предотвращения взрыва, способы извлечения тепла и т. д. Эти патенты, относящиеся к использованию ядерной энергии как в промышленности, так и в качестве оружия, позднее как добровольный дар сделались полной собственностью французской нации.

После регистрации патентов работы продолжались, но теперь они были обеспечены сырьем. В это время члены французского коллектива встретили Сеньера, находившегося под большим впечатлением от недавней беседы с Тизардом. «Я встретился с выдающимися французами, людьми науки, предложившими мне произвести в Сахаре деление урановой бомбы,— рассказывает Сеньер.— В принципе я принял это предложение и согласился взять на себя снабжение сырьем и частично финансирование. Но в сентябре 1939 г. начало войны сорвало реализацию проекта».

Конечно, обсуждался не только вопрос о бомбе. Халбан припоминает, что разговор главным образом шел о реакторах для производства промышленной энергии. Какое бы значение ни придавалось каждому из этих двух применений процесса ядерного деления, сегодня ясно, что Франция была значительно впереди других стран не только в осуществлении самоподдерживающейся реакции — она была также первой в планировании ядерного оружия. Правда, эти планы, не очень конкретные, строились на принципах, отличных от тех, на которых бомбу в конце концов изготовили. Быстрота, с которой Франция вступила в ядерную гонку, объяснялась не только личным авторитетом Фредерика Жолио-Кюри и должной оценкой ядерных возможностей Франции в результате работ Беккереля, а затем супругов Кюри. Она объяснялась также и тем, что процесс деления был открыт в конце 1938 г. в Германии, т. е. в лагере традиционного врага Франции, выжидающего за Рейном возможности реванша. Тем летом в «Натурвиссеншафтен» была опубликована статья Флюгге, одного из ассистентов Гана в Институте кайзера Вильгельма. В ней высказывалось предположение, что открытие Гана можно использовать для получения взрывчатого вещества огромной мощности. Но хотя на такое высказывание во многих лабораториях и обратили внимание, в самой Германии к нему отнеслись прохладно. Все же вскоре там были организованы два научно-исследовательских коллектива, перед которыми поставили задачу — проверить, можно ли и как эксплуатировать ядерную энергию.

Причины такого вялого вступления Германии в ядерную гонку дискутируются до сих пор, в том числе очень активно и среди самих немцев. Каковы бы ни были истинные причины— недостаток оборудования или неумение предвидеть,— они вряд ли могли быть сброшены со счетов любым государством, стоявшим перед растущей угрозой со стороны держав оси. Боязнь, что Германия может оказаться первой в изготовлении ядерного оружия, постоянно подстегивала исследования на всех ранних стадиях, когда бомба была еще отдаленной перспективой. Этот же страх вызвал к жизни решающие события в Британии, сделавшие бомбу возможной. Он был главным фактором, оправдывавшим чудовищные расходы Америки, которая в середине войны вооружилась британским опытом, говорившим о том, что производство оружия практически осуществимо.