Розалина снимает сливки - [117]

, как говорят французы. А поскольку их часто нужно оставлять в холодильнике на ночь, вы начнете работу сейчас и закончите завтра. Как раз к праздничному чаепитию. У вас есть три часа, на счет «три». Три, дорогие.

Так. Вот и все. Действительно все. Финал. В дело пошло все: умение Розалины добиться того, чтобы мусс застыл, бисквит зарумянился, а зеркальная глазурь стала собственно зеркальной.

Было странно осознавать, что это последний раз, когда они находятся в бальном зале и пытаются приготовить что-то несуразное и экстравагантное за очень короткое время в совершенно неподходящей для этого обстановке. Неужели прошло всего несколько месяцев с тех пор, как она стояла здесь, забыв, как бланшировать миндаль, и ужасалась, что постоянно принимала неверные решения и разочаровывала людей?

Она наконец-то поняла, что жизнь – это не выпечка вслепую. Жизнь не в том, чтобы следовать чьим-то расплывчатым инструкциям в надежде, что испечешь нечто, что одобрят другие, в соответствии с набором стандартов, о которых тебе не сказали.

Жизнь – это когда бывшая девушка помогает тебе тогда, когда никто больше не помогает.

Жизнь – это когда ты кричишь на учительницу своего ребенка за то, что бифобия для нее – норма.

Жизнь – это когда четыре года ведешь один и тот же чертов спор о том, что надо чистить зубы.

Жизнь – это когда знакомишься с кем-то, на кого и не подумала бы, что он тот, кто тебе нужен.

Жизнь – это когда выигрываешь в конкурсе выпечки на телевидении. Или не выигрываешь.

Жизнь – это когда за тобою гонится козел, а ты думаешь, что это бык.

Неважно, какая она. Важно то, что она твоя.

Воскресенье

– Сегодня я приготовила для вас, – сказала Нора, представляя свою выпечку, или, технически, заморозку, перед судьями с гораздо меньшими церемониями, чем все остальные, – антреме тирамису. Вкус тирамису, как я люблю, но антреме я никогда раньше не готовила.

Торт Норы представлял собой безупречный диск из блестящего темного шоколада, украшенный трюфелями и нехарактерно тонкой сахарной работой.

– Я впечатлена твоей презентацией, – сказала Марианна Вулверкот.

– Ну, – Нора улыбнулась, довольная собой, – это финал. Я подумала, что пора доставать козырь. Первый раз делала украшения из сахара. Не буду врать: возможно, это будет последний.

Марианна Вулверкот величественно кивнула.

– Оно того стоило.

Тем временем Уилфред Хани отрезал щедрый кусок и расположил слои под углом к камере.

– Итак, что у нас здесь?

– Наверное, у них есть более красивые названия, – сказала Нора, – но, насколько я понимаю, у вас здесь шоколад, кофе и ваниль с маскарпоне.

– Для меня этого достаточно. – Уилфред Хани отправил в рот большую порцию. – Черт возьми, оно великолепно. Возможно, я застрял в семидесятых, но, мне кажется, с тирамису невозможно ошибиться.

– С тирамису определенно можно ошибиться, – добавила Марианна Вулверкот, – но я рада сказать, что в данном случае это не так. Твои слои четкие, ровные и хорошо очерченные. Все идеально уложено, – она взяла кусочек на пробу, – и вкусы передаются четко. Я не большая поклонница тирамису – мне кажется, его трудно интерпретировать в современном ключе. Но думаю, ты в этом преуспела. Отличная работа, Нора.

Наступила пауза, Нора смахнула несколько слезинок.

– Спасибо. Большое спасибо.

Розалина сжала ее руку, когда она села обратно. Затем настала очередь Алена.

– Это яблочный антреме с пряностями, – объяснил он с чуть меньшей уверенностью, чем обычно. – Э-э, с шафраном.

Черт. Розалина была настолько сосредоточена на своей работе, что не обращала особого внимания на то, что делают остальные. А Ален, конечно же, тоже использовал яблоки. По крайней мере, она приготовила не только яблоки. Но сравнение все равно было… бесполезным.

И его выпечка выглядела довольно необычно. Она была в духе Алена: глазурь нежного, почти медового оттенка была украшена с элегантным минимализмом. Сверху искусно уложенная палочка корицы и спираль из свежего яблока, которое этот ублюдок, вероятно, взял из своего сада.

– Яблоки, – продолжил Ален, – из моего сада.

– Это очень на тебя похоже, – сказала Марианна Вулверкот тем двусмысленным тоном, который иногда хуже критики. – Это определенно шик. Это современно и сдержанно. Подобное можно видеть в витринах многих кондитерских.

Ален кивнул.

– Спасибо.

– Но, конечно, – Уилфред держал нож наготове, – это еще должно быть вкусно.

Судьи воспользовались моментом, чтобы определить, вкусно ли это, и решили, что да.

– Яблочное желе, – сказал Уилфред Хани с видом человека, которому не нравится говорить «желе», – кислое, но хорошо приправленное и приятно контрастирует с муссом из белого шоколада. И дакуаз приготовлен идеально.

– Но я не пойму, где здесь шафран, – добавила Марианна Вулверкот. – Честно говоря, не то чтобы он мне был нужен – думаю, его и так достаточно. Но если уж ты решил включить в блюдо такую специю, как шафран, она должна что-то привносить в блюдо, и он должен ощущаться.

Розалине захотелось увидеть выражение лица Алена.

– М-хм, – сказал он. – Спасибо.

– Но в целом, – быстро вмешался Уилфред Хани, – все прекрасно. И ты должен гордиться тем, чего достиг за это время.