Роза ветров - [12]

Деревенские бабы, выпускавшие коров в стадо, часто видели их, шагающих по прохладной утренней улице. «Пошли наши раноставы! Ха-ха-ха!» Слух полз по совхозу. Не слышали его только Беркут и Аэлита. Законная жена Беркута, зоотехник Ирина, ревновала.

Так продолжалось всю весну. В июне, когда благоуханно задышала земля и отцвели в садах ранетки, девушка сказала ему: «Хочу, чтобы ты был мой! И ничей больше! Никому тебя не отдам». — «А Ирина?» — «Ирина тебя не любит. Я люблю!»

Разыгралась не где-нибудь, а в кабинете директора совхоза сцена: Родион подал заявление с просьбой послать его селекционером на самую отдаленную ферму, за пятьдесят километров от центральной усадьбы. Думал так: расстояние приглушит и утишит вспыхнувший в сердце огонь. Директор поддерживал решение Беркута. Но Ирина была неумолима:

— Я — жена, и я должна ехать с ним? Ни за что. Не имеете права! Не поеду!

— Почему? — выдавливал вопросы смущенный директор.

— Что я там буду делать, в этой ссылке?

— То, что и Родион Павлович. Заниматься животноводством, заведовать фермой… И оклад хорош, и квартира будет прекрасная… А ссылкой наше хозяйство называть не советую. Ферма там не простая, элитная. На весь Урал одна! На золото за границей скот купили… Там спецы позарез нужны, иначе погубим идею!

— Нет. Ни за что. Ничего мне не нужно, никаких ваших идей… И Родион мне ваш тоже не нужен!

Она, видимо, давно уже готовилась сказать подобные слова, искала какого-то подходящего повода, но сейчас они вылетели внезапно, и она задохнулась от волнения.

— Как же так? Вы подумайте! Не горячитесь! — продолжал директор.

Но уговоры были бессмысленными. Их не слушал уже и Родион.

…Они любили бывать с Ириной в Сокольниках. Уходили в самые потаенные местечки, лежали на траве, и она, Ирина, первою сказала ему: «Люблю». И все однокурсники знали, что чувство это прочно и незыблемо, потому что и Родион и Ирина были глубоко порядочными людьми во всем. И сама Ирина, отправляясь из Москвы вместе с ним, была бесконечно счастливой. Но случилось с ней то, что не мог предвидеть Родион, о чем не знала она сама, москвичка, представлявшая сельские тоскливые будни в розовых тонах. Она почувствовала обман. Все было не так, как думала она ранее.

И сам Беркут — тоже был обман: не мог он, бессребреник, дать ей то, чего она ждала.

Через день Родион распрощался с директором, захватил свой студенческий чемоданчик и уехал в глухомань. Осенью того же года Ирину назначили главным зоотехником, и она вышла замуж.

…Блекла степь. Ветер будоражил сонную в озерах воду. Шли дожди. Как и раньше, по утрам, когда ненадолго проглядывало холодное солнце, Беркут приходил в контору отделения к рации. Он слушал далекий голос Аэлиты: «Воскресенка! Воскресенка! Ответьте, пожалуйста, главному зоотехнику!»

Что мог ответить Родион бывшей своей жене, если она стала чужой? И что из того, если бы он вдруг заговорил с Аэлитой? Обычно он отдавал трубку управляющему отделением со словами: «Скажите, что меня нет в конторе».

Война не представлялась Беркуту реальной. И в Тимирязевке, и в совхозе он слышал оптимистичные, а порой самонадеянные песни о неизбежной и быстрой победе над врагом и не обращал на все это внимания. Надо петь — ну и пусть поют. Но когда война пришла и стала реальностью, Беркут преобразился. Он сказал себе: «Нет для тебя, Родион, сейчас никакого другого дела, кроме защиты Отечества. Надо сначала выгнать захватчиков, а потом уж жить своими мыслями и делами».

В первые дни финской кампании он по партийной путевке ушел в армию. Водил лыжников в лобовые атаки на линию Маннергейма, пробирался с разведчиками через леса к самым укреплениям врага и брал «языков». Рота, которой командовал впоследствии, выстояла по горло в ледяной воде несколько часов в выжидании и повязала целиком штаб большого артиллерийского соединения. Хорошо были подготовлены финские воины. Но тут они натолкнулись на людей с другим, рожденным революцией характером. Это и низвергло их с построенного тогдашним буржуазным правительством дутого пьедестала.

Немало дорог истоптал Беркут и после финской. Но будни войны не огрубили его; и часто, оставаясь наедине с собой, он вздыхал украдчиво, и в глазах его жила тоска. Как-то не так, как у людей, складывалась жизнь! Эти минуты Беркут называл «бабьими» и старался отгонять навязчивые думы. В деле Беркут был упрям и смел. Нес оружие в руках, как рачительный хозяин. Его батальону и выпала честь выделить шестнадцать гвардейцев для выполнения боевого задания. С этим он и пришел в крутояровский взвод на построение. У Павла екнуло сердце: неужели не пошлет?

— На воду будут спущены плоты и лодки, — негромко говорил Беркут. — На лодках — чучела солдат. Надо, чтобы противник поверил, что именно на этом участке мы готовимся нанести удар. Он откроет по переправляющимся огонь. Держаться надо стойко, действовать быстро. Этого будут ждать артиллеристы, чтобы уничтожить огневые точки противника. С началом артподготовки все, кому удастся переправиться, должны находиться в квадрате 302. Ясно?

— Ясно.

— Предупреждаю, задание рискованное. Кто желает добровольно — два шага вперед!