Роза в цепях - [26]

Актис со страхом и отчаянием смотрела в будущее. Она уже не была той несмышленной греческой девочкой с большими глазами и прекрасно знала из бесчисленных рассказов Люции Флавии жизнь римского общества. Она видела и своё место в этой жизни. Её ожидала незавидная участь рабыни, которую мог купить и продать кто угодно. А вряд ли можно представить судьбу более трагическую и тяжёлую, чем судьба девочки-рабыни в Римской империи. Что ожидает её впереди? Тяжёлый физический труд, за несколько лет превращающий здорового крепкого человека в ничего уже не умеющего делать калеку, которого за ненадобностью выбрасывают на улицу, обрекая тем самым на голодную смерть, и чей труп потом будут рвать на куски бездомные собаки. А может быть, ее ждет чей-нибудь богатый дом, где будет растоптано и человеческое и женское достоинство. Дом, в котором всё, чем наделила человека природа, будет служить лишь одной единственной цели: — удовлетворению всех потребностей господина или госпожи. А потребности могут быть, совершенно различными — от тех действительно жизненно необходимых вещей, что от природы даны человеку, до тех дел, что служат удовлетворению самых низменных и мерзких человеческих похотей. Здесь может сойтись воедино и удовлетворение плотской похоти самыми различными, порой звериными методами, и простейшее удовольствие от жестокостей и издевательств, совершенных над безвинной и беззащитной жертвой, какой является раб или рабыня.

Сколько их могил разбросано по всей Италии, а ненасытная волчица всё никак не может успокоиться и требует себе новой пищи. И плывут корабли, и идут караваны со всех концов земли под музыку звенящих цепей, и стонут женщины, плачут дети, в отчаянии сжимают кулаки мужчины, чувствующие своё бессилие. И свистит вечным жилом бич надсмотрщика, оставляя кровавые следы на обнаженных спинах несчастных. Днём палит их беспощадное солнце, а ночью обливает холодом равнодушная луна. И весь древний мир исчерчен, как меридианами кровавыми следами, что остаются после таких караванов.

Актис видела впереди лишь ужас, одиночество и мучения. Она плелась за Демицием по тёмным улицам города. Их шаги гулко отдавались в тишине. Где-то завыла собака, и под её протяжную песню путники вышли к окраине Неаполя. Мрачно белели в темноте его крепостные стены. Их уже давно не охраняли, и стены скучали в одиночестве. Лишь в главных городских воротах, запертых на ночь, дремала стража.

В то время римляне, завоевавшие весь мир, уже не боялись, что на итальянской земле появится вооруженный и грозный враг. Здесь давно перестали вздрагивать при имени Пирра, Ганнибала или Спартака. А от гражданских войн, как подсказывал опыт, не помогают никакие стены. Поэтому ещё с Августа римляне несколько запустили состояние крепостных стен во многих городах, лежащих в центре страны. Неаполь был в их числе. Его красивые и большие ворота служили более декоративным целям, чем действительно государственно-безопасным. Всякий, кто хотел войти в город и избежать формальностей, с предоставлением документов мог сделать это в стороне от главного входа. В длинной стене было немало мест, служащих такой цели, и нельзя сказать, чтобы они были в бездействии.

Именно такой возможностью и воспользовался Демиций. Вскоре они с Актис были за пределами города и спешили к дороге, которая одинокой лентой бежала к горизонту. Воздух был, прохладен и свеж. Прошёл час после полуночи, и Актис изрядно продрогла.

Солдат немного протрезвел и уже со страхом вспоминал о том, что натворил. Перед, его взором стоял гневный лик матери и бросал ему в лицо страшные проклятия. От запаха крови, который преследовал убийцу по пятам и не давал ему спокойно дышать, он пытался спастись бегством и постоянно наращивал шаг. В ушах его стоял крик умирающей матери, и этот звук страшной болью отдавался в его воспалённом мозгу. С неба вместо звезд смотрели немигающие глаза его жертв и старались заглянуть прямо в лицо. Сердце убийцы прыгало, зажатое в тиски страха, тревоги и тоски. Время словно остановилось для него. Так он дошел до городских ворот и вышел на дорогу.

Никого не было видно за городскими воротами Неаполя, когда пьяный Демиций, таща за собой испуганную и заплаканную Актис, вышел на дорогу. Подумав минуту, он повернул в сторону Капуи. Там у него жил приятель, промышлявший тёмными делишками, скупая украденных рабов и затем перепродавая их в другие руки. Демиций надеялся выгодно продать девочку и, получив за неё деньги, уехать в Рим.

Через три часа ветеран, устав от ходьбы, резко остановился. Его глаза лихорадочно горели, бессмысленно блуждая по сторонам. Грубо дёрнув Актис за руку, он повёл её в сторону густого кустарника, растущего нескольких шагах от дороги. Актис дрожала от страха и с трудом успевала за Демицием, то и дело спотыкаясь на неровной, почти невидимой тропе. Спутавшиеся волос лезли в глаза, босые ноги покрылись садинами и синяками, туника, изодранная руками убийцы Флавии и Гиппократа, едва прикрывала тело девочки. Актис, словно во сне, двигалась за быстро шагающим Демицием, учащённо дыша, и хватая пересохшим ртом воздух. За придорожными кустами открылась ложбина, невидимая с дороги.