Роза, или Палаты и хижина - [3]

Германъ, вмѣсто отвѣта, смотрѣлъ пристально на Амелію, и глаза его наполнились слезами. "Ты соглашаешься?" Сказала тронутая Принцеса. — Ахъ, милостивая государыня! отвѣчалъ онъ: дайте ей ваше сердце: это благодѣяніе важнѣе всѣхъ другихъ! Но дозвольте мнѣ не принимать пенсіи. — "Для чего же?" — Лѣность не достойна милостей. Добродѣтель ваша поможетъ нещастному и невинному, но единственно тѣмъ, что дастъ ему возможность работать съ успѣхомъ.

Принцесса, удивленная и еще болѣе обрадованная такими благородными чувствами, съ великимъ любопытствомъ разспрашивала Германа о всѣхъ обстоятельствахъ его жизни. Онъ разсказалъ ей свою исторію; и наконецъ, поговоривъ нѣсколько часовъ искренно и съ довѣренностію, Амелія настояла, чтобы Германъ, не соглашаясь взять пенсіи, взялъ по крайней мѣрѣ кошелекъ съ луидорами; чтобы хижина была исправлена и убрана; чтобы онъ принялъ въ подарокъ шесть или семь коровъ и нѣсколько десятинъ земли.

У Принцессы были дорогія серьги: она тихонько продала ихъ за десять тысячь ливровъ, коими деньгами поправила хозяйство добродушнаго Германа. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ очутились у него хорошенькой домикъ, скотной дворъ, большой лугъ, поле и садъ. Амелія, видя изобиліе и щастіе тамъ, гдѣ прежде была нищета и горесть — видя живую, сердечную признательность добраго человѣка думала съ радостію: "все это сдѣлали серьги, которыя драли мнѣ уши! Какая безумная женщина предпочла бы ихъ неизъяснимому удовольствію благодѣянія?"

Нѣтъ, не будемъ клеветать на человѣческое сердце; нѣтъ, почти всѣ женщины на мѣстѣ добродѣтельной Амеліи имѣли бы такія чувства. Но рѣдкія ищутъ способовъ быть на ея мѣстѣ; у которой нѣтъ брилліянтовъ, та хочетъ ихъ имѣть; у которой есть, та бережетъ. Мы бываемъ жестокосерды отъ привычки, забвенія и незнанія; надобно узнать, чтобы любить. Склонность къ блестящимъ бездѣлкамъ и роскоши происходитъ отъ недостатка въ опытахъ добродѣтели.

Между тѣмъ Германова дочь, не смотря на предсказаніе Доктора, разцвѣтала какъ свѣжая, прекрасная роза; для того Амелія назвала ее симъ именемъ, и черезъ три года взяла къ себѣ. Къ чему это? говорила въ своемъ обществѣ Баронесса Клакенбергъ, пожимая плечами; что выдетъ изъ этой дѣвочки? Но любезная Принцесса слѣдовала любви своей къ добру, не думая, что мыслятъ и говорятъ объ ней люди. У нее было два сына: одинъ въ лѣта Розы, а другой старѣе, именемъ Фридрихъ, котораго, не смотря на ея благоразуміе, придворное воспитаніе уже крайне испортило. Принцъ не хотѣлъ слушать Амеліиныхъ совѣтовъ. "Я хочу, говорилъ онъ, чтобы сыновья мои воспитывались по моимъ правиламъ" — хотя въ самомъ дѣлѣ не имѣлъ никакой идеи о воспитаніи и никакихъ правилъ. Онъ совсѣмъ ни во что не вмѣшивался, полагаясь на Фридрихова надзирателя, и никогда не спрашивая его о сынѣ. Надзиратель имѣлъ такую же довѣренность къ дядькѣ, а дядька къ камердинеру, невѣждѣ и льстецу, который такимъ образомъ былъ единственнымъ гофмейстеромъ молодаго Принца.

Амелія освятила то мѣсто, на которомъ лежала безъ чувства Розина мать. Она велѣла построииь на лугу, близь дороги, маленькой домикъ; отдала его одному бѣдному крестьянину; купила ему двухъ Голландскихъ коровъ и приказала, чтобы онъ всякой день нѣсколько разъ выходилъ на большую дорогу, и бѣднымъ, усталымъ пѣшеходамъ предлагалъ свѣжее молоко въ фарфоровой чашѣ. Доброй и чувствительной Германъ выпросилъ у нее дозволеніе посадить тутъ кипарисовой и розовой кустъ: трогательное изображеніе Розы и матери ея. Сіе мѣсто называется памятникомъ гостепріимства; оно извѣстно въ Германіи.

Роза, пріученная любить отца своего, часто къ нему ходила; и время, проводимое ею въ Германовой хижинѣ, было для нее самымъ лучшимъ временемъ. Дядя ея, наживъ въ Англіи нѣсколько тысячь талеровъ, возвратился къ брату своему, Герману; купилъ себѣ подлѣ него землю съ домикомъ, и поселился тутъ съ женою и съ сыномъ, которой былъ старѣе Розы двумя или тремя годами. Она во дворцѣ никогда не играла ни съ Принцами, ни съ дочерьми придворныхъ госпожъ, которыя запрещали имъ дружиться съ крестьянскою дѣвочкою; и такъ не мудрено, что она скучала въ пышныхъ залахъ. Видя удовольствіе ласковаго отца своего, радость молодаго Вильгельма, ея двоюроднаго брата, которой давалъ ей множество цвѣтовъ, кормилъ яблоками, пирогами, и всегда игралъ съ нею отъ добраго сердца, Роза безъ всякаго философическаго и моральнаго умствованія находила, что люди въ хижинѣ гораздо щастливѣе, нежели во дворцѣ. Этотъ образъ мыслей утверждался въ ней съ лѣтами. Когда Розѣ исполнилось 14 лѣтъ, Амелія, любя ее нѣжно, повѣрила ей свои тайны и горести. Роза, будучи равна умна и чувствительна, скоро узнала, что ея благотворительница нещастлива и мужемъ и дѣтьми своими. Сравнивая положеніе сей милой Принцессы съ положеніемъ тетки своей, щастливой въ мирномъ семействѣ, любимой, всегда утѣшаемой мужемъ и сыномъ, она тайно говорила въ мысляхъ: "Нѣтъ, щастье не любитъ палатъ огромныхъ; чтобы укрыться отъ глазъ и зависти людей, оно поселилось съ невинностью и простотою въ смиренномъ домикѣ земледѣльца".

Роза не бывала никогда въ собраніяхъ и на праздникахъ Двора; но ее видали иногда у Принцессы, и всѣ говорили о рѣдкихъ ея прелестяхъ. Она хаживала къ отцу только на нѣсколько часовъ, потому что уроки занимали все ея время; но въ пятнадцать лѣтъ, имѣя уже болѣе свободнаго отъ ученья времени, любя Искусства и чтеніе, она выпросила у Амеліи дозволеніе всякую недѣлю проводить съ отцомъ два или три дни. Германъ прекрасно убралъ для нее маленькую комнату подлѣ своей: тутъ были книги, арфа и піано-форте. Когда Роза шла въ хижину, она скидала съ себя богатое платье и всѣ украшенія, кромѣ Амеліина портрета, надѣвала бѣлую юбку, корсетъ, соломенную шляпку, и казалась еще прелестнѣе, нежели въ шелковомъ и кисейномъ левитѣ: казалась Виргиліевою или Геснеровою пастушкою. Всѣ родные дожидались ее у Германа: дядя, тетка у братъ Вильгельмъ, которому тогда было уже 19 лѣтъ, Германъ любилъ сего молодаго человѣка какъ сына, и ревностно занимался его воспитаніемъ. Вильгельмъ былъ трудолюбивъ, обработывалъ землю, но читалъ и книги, особливо-же въ долгіе зимніе вечера; разумѣлъ музыку, подобно всѣмъ Нѣмецкимъ крестьянамъ, и, какъ многіе изъ нихъ игралъ пріятно на флейтѣ. Ожидая сестры, онъ срывалъ всѣ цвѣты въ саду отца своего, приносилъ ихъ къ дядѣ и украшалъ ими ея комнату, сверхъ того зная, что Роза любила птицъ, сдѣлалъ для нее маленькой птичникъ въ Гермаковомъ огородѣ. Однимъ словомъ, Вильгельмъ былъ нѣженъ, ласковъ, пріятенъ лицомъ, кротокъ, добродушенъ и чувствителенъ. Роза привыкла съ младенчества любить его какъ брата, и никогда въ обхожденіи съ нимъ не имѣла той робости, которая обнаруживалась въ ней при другихъ молодыхъ людяхъ. Но Вильгельмъ съ нѣкотораго времени сдѣлался скромнѣе и задумчивѣе, Роза не примѣчала того; потому что онъ не перемѣнялся въ своемъ ласковомъ вниманіи къ ея удовольствіямъ. Она всегда приходила къ отцу въ субботу, чтобы провести съ родными цѣлой день, посвящаемый отдохновенію. Въ воскресенье поутру ходили въ церковь: и свѣтскіе люди, самые набожные, не могутъ вообразить, сколь сладостно для поселянъ исполненіе сей Христіянской должности! Людямъ всегда пріятно собираться вмѣстѣ по одному чувству и мнѣнію; тогда они съ любовію смотрятъ другъ на друга; мысль, что сердца ихъ однимъ занимаются, пріятна и душѣ и самолюбію — но это можетъ быть только въ сельскомъ храмѣ. Какъ священна приходская церковь сама по себѣ для земледѣльца! въ ней онъ слышалъ первыя наставленія добродѣтели; тутъ Религія благословила его брачное соединеніе, тутъ онъ въ своемъ ребячествѣ пѣвалъ на крылосѣ съ такимъ удовольствіемъ; туда приходитъ молиться съ вѣрою; тамъ надѣется, и въ горестяхъ утѣшается!…