Роза и тис - [45]
Тем не менее разговор я начал с довольно расплывчатого вопроса:
– Все в порядке, Изабелла?
Она недоуменно посмотрела на меня.
– Сегодня утром Гэбриэл был расстроен, – сказал я. – По-моему, он хочет извиниться перед вами за вчерашнее.
– Почему он должен извиняться?
– Видите ли... – Я замялся. – Он полагает, что вел себя довольно скверно.
– О! Понимаю... – задумчиво произнесла она.
В поведении Изабеллы не было и тени смятения. Любопытство толкало меня на дальнейшие расспросы, хотя, в сущности, это было не мое дело.
– Вы не думаете, что он вел себя скверно? – спросил я.
– Не знаю... Я просто не знаю... Видите ли, – добавила она, будто извиняясь, – у меня просто не было времени подумать.
– Вы не были шокированы, испуганы, расстроены?
Мне стало уже по-настоящему любопытно.
Изабелла, казалось, обдумывала мои слова.
– Нет, – наконец произнесла она все с тем же отстраненным видом, словно рассматривала что-то далекое. – А что, надо было?
Ну вот! Она обратила против меня мое же оружие! Ответа я, разумеется, не знал. Откуда мне знать, что должна испытывать девушка, впервые столкнувшись – не с любовью, нет, и, конечно, не с нежностью, – а с проявлением низменных страстей довольно примитивного человека!
Я всегда думал (или мне просто хотелось так думать?), что в Изабелле есть что-то исключительно чистое, девственное. Так ли это на самом деле? Помнится, Гэбриэл дважды упоминал ее рот. Я внимательно посмотрел на Изабеллу. Нижняя губа у нее была полная – рот почти габсбургский[15]. Губы не накрашены, чистого, естественного цвета. Да, рот, пожалуй, чувственный.
Гэбриэл якобы пробудил в Изабелле определенный отклик. Но какой? Чувственный? Инстинктивный? И как об этом отклике судил ее разум?
Внезапно Изабелла спросила, нравится ли мне майор Гэбриэл. Было время, когда я затруднился бы ответить на такой вопрос. Но не сегодня. Сегодня мое отношение к Гэбриэлу было совершенно определенным.
– Нет! – ответил я бескомпромиссно.
– Миссис Карслейк он тоже не нравится, – задумчиво произнесла Изабелла.
Аналогия с миссис Карслейк меня покоробила.
– А вам. Изабелла? Вам он нравится? – в свою очередь спросил я.
Изабелла долго молчала, а когда наконец заговорила, я понял, что она с трудом подбирает слова.
– Я его не знаю... Я ничего о нем не знаю... Ужасно, когда не можешь даже поговорить...
Мне было трудно это понять, потому что, когда мне случалось увлекаться женщинами, обычно влечение вызывалось взаимопониманием, верой (иногда ошибочной) в особую симпатию, совпадением вкусов и мнений, обсуждением спектаклей, книг, этических проблем. Ощущение дружеской теплоты всегда было началом того, что зачастую оказывалось просто завуалированным чувственным влечением.
Гэбриэл, по словам Терезы, очень привлекателен и нравится женщинам. По-видимому, Изабелла тоже находила его привлекательным, но в таком случае его мужественное обаяние самца она воспринимала как факт, не осознавая и не обманывая себя иллюзией осознания. Он пришел как посторонний, чуждый человек. Нравится ли он ей? Возможно ли, что ее привлекала только физическая близость, а не сам человек?
Разумеется, это всего лишь абстрактные рассуждения.
А Изабелла рассуждать не будет. Какие бы чувства она ни испытывала к Гэбриэлу, анализировать их она не станет. Она просто примет их – примет как часть сотканного жизнью ковра и перейдет к следующей части узора.
Я вдруг понял, что именно это возбудило в Гэбриэле такую бешеную ярость. На какую-то долю секунды я даже ему посочувствовал.
Неожиданно Изабелла серьезным тоном спросила, как я думаю, почему красные розы очень недолго стоят в воде.
Мы принялись обсуждать этот вопрос. Я поинтересовался, какие цветы ей особенно нравятся. Изабелла назвала красные розы, темную, почти коричневую лакфиоль и густо сидящие на стебле бледные розовато-лиловые левкои. Выбор показался мне странным, и я спросил, почему ей нравятся именно эти цветы.
– Не знаю, – ответила Изабелла.
– Вы просто ленитесь думать! Прекрасно знаете, только не даете себе труда подумать.
– В самом деле? Ну что же, хорошо. В таком случае я подумаю.
Она сидела, выпрямившись, очень серьезно обдумывая ответ. Когда теперь я вспоминаю Изабеллу, я вижу ее именно такой. И всегда, до конца жизни, буду помнить ее сидящей на каменной резной скамье. Всю в ярком солнечном свете... Голова гордо поднята, длинные тонкие руки спокойно сложены на коленях, лицо серьезное... Она думает о цветах.
– Мне кажется, я люблю эти цветы, – наконец заговорила она, – потому что к ним приятно было бы прикоснуться... они такие великолепные... как бархат... И еще потому, что у них прекрасный запах. На кустах розы выглядят некрасиво. Роза должна быть сама по себе... в стеклянном бокале. Тогда она прекрасна! Но только очень короткое время... вскоре она поникнет и умрет. Не поможет ни растворенный в воде аспирин, ни обжигание стебля.
Все это хорошо для других роз. Ничто не может сохранить крупные темно-красные розы... Я бы хотела, чтобы они не умирали.
Это была самая длинная речь, которую я слышал от Изабеллы. Ей было интереснее говорить о розах, чем о Гэбриэле.
