Роза и Рикардо - [9]

Дульсе приходила в уныние от таких заумных выражений, а Лус, наоборот, слушала Инес затаив дыхание. Чтобы доказать успешность своих теорий, Инес доставала свою записную книжку в кожаном футляре и показывала список своих поклонников, который становился все более внушительным. По лицу Лус было видно, что ее восхищение подругой все время усиливается. Дульсе рассматривала Инес со своего места и размышляла о том, что успех Инес связан не только с солидной теоретической подготовкой. Инес Кинтана в свои двадцать один год обладала стройной, грациозной фигурой, огромными черными глазами с загадочным слегка продольным разрезом и безупречно гладкой матово-смуглой кожей. Ее длинные черные волосы были уложены в замысловатую прическу. Инес обычно ходила в брюках, которые, как и обтягивающие свитера, великолепно подчеркивали ее фигуру. Словом, она могла произвести впечатление и без особого феминизма или изучения социологии.

Но когда Дульсе решалась поделиться с Лус своими наблюдениями, та всегда возражала:

— Ты не понимаешь, Дульсита. Инес совершенно права. Какой бы ни была женщина привлекательной, она сразу попадает в зависимое положение, если показывает мужчине свою заинтересованность. Я согласна с Инес: никогда нельзя искренне проявлять свои чувства с мужчинами. Ты обладаешь властью только до той поры, пока он в тебе не уверен, пока ему приходится добиваться твоей благосклонности.

Дульсе возмутилась:

— Ты только подумай, что ты проповедуешь? По-твоему, в отношениях между мужчиной и женщиной искренность исключена?

— Ну почему же, я этого не говорила. Я просто предупреждаю тебя, что излишняя откровенность в таких отношениях может тебе повредить.

— Все это чушь!! Неужели ты думаешь, что меня может заинтересовать такой человек, которому я не смогу доверять, которого мне придется заманивать или удерживать мерзкими уловками?

— Поживем, увидим, кто тебя заинтересует, — многозначительно сказала Лус, покачав головой с таким видом, как будто сама была умудренной женщиной в годах.

Сейчас, оказавшись одна в незнакомом городе, Дульсе невольно возвращалась мыслями к таким разговорам. За последний год у большинства их ровесниц появились «женихи», а точнее сказать, молодые люди, с которыми они встречались. И даже те девушки, у которых еще не было постоянных друзей, ходили на танцы в дискотеки, принимали приглашения в кафе или на загородные прогулки и потом оживленно обсуждали сравнительные достоинства и недостатки кавалеров.

Дульсе временами чувствовала, что она как бы выпадает из общего круга. Когда она попадала на дискотеки, она обычно просиживала у стены, наблюдая за танцующими, и только изредка вставала в общий круг после настойчивых приглашений приятельниц. Если студенты Академии организовывали вечеринки, она старалась присоединяться, но очень редко получала от них настоящее удовольствие. Обычно на ее долю выпадало разливать кофе или бегать на кухню мыть чашки и бокалы. Собственно, никто ее не заставлял, но остальные девушки в это время обычно оказывались заняты беседой или сидели, тесно прижавшись к своим приятелям, так что было очевидно, что вставать со своего места им страшно неудобно, и невинно окликали ее: «Дульсе, милочка, а ты не нальешь еще кофе?» Дульсе практически не оказывалась в подобных компаниях вместе с Лус, с которой они обычно участвовали лишь в чинных семейных застольях, но инстинктивно она догадывалась, что Лус в подобных случаях вряд ли носится из комнаты в кухню, вытряхивая пепельницы. Размышляя обо всем этом, Дульсе смутно чувствовала, что она в чем-то неправильно себя ведет, но как изменить это, она не знала. Скрываясь от родных, она до сих пор в своей комнате зачитывалась романтическими романами, и ей казалось, что теперь, когда ей уже вот-вот исполнится девятнадцать лет, в ее жизни должен появиться какой-нибудь необычный герой, проницательный и благородный, который сможет оценить сокровища ее души.

Размахивая пакетом и пытаясь себе представить, как будет проходить их ужин в ресторане «Торре дель Кастильо», Дульсе направилась в сторону моря. Ей нравилось смотреть на волны, которые с шумом набегали на берег. Чем дольше Дульсе любовалась морем, тем больше привязывалась к этому зрелищу. Она решила попробовать завтра начать зарисовки на пляже, а после сделать эскизы на рассвете или на закате. Впрочем, начать можно даже сегодня: ведь бумага и пастель у нее сейчас с собой.

Увлеченная своими мыслями и видом, открывавшимся перед ней, Дульсе перестала глядеть себе под ноги. В этом месте дорога довольно круто спускалась вниз, и в ней были сделаны несколько ступенек с перильцами. Дульсе, которая шла быстрым шагом, к сожалению, не увидела их заранее, проскочила вперед и, споткнувшись, покатилась по ступенькам, не успев даже ухватиться за перила. Когда она остановилась, пакет с альбомом и красками отлетел в одну сторону, сумка в другую, а в правой ноге Дульсе ощутила сильную боль. «Хорошо еще, что я в джинсах. По крайней мере, коленки не ободрала», — сказала сама себе Дульсе и попыталась подняться. Ноги вроде бы слушались, но ступать было больно. Дульсе сморщилась, проклиная про себя и вслух собственную неосторожность, и только собралась взяться за перила, чтобы попытаться подняться наверх, как услышала обращенные к ней слова: