Роза и меч - [38]

– Уйдите! – Каролина почти выкрикнула это. – Уйдите! Оставьте меня одну!

Корсар стал неспокоен, его губы пытались сложить слова. Потом он открыл глаза.

«Как же он красив!» – промелькнуло в голове у Каролины.

– Это я, – произнесла она, задыхаясь от слез.

Когда он узнал ее, его лицо просветлело, казалось, разгладились следы всего дурного в его жизни. И лишь одно хорошее, что жило в нем, осталось в этих чертах.

– Я не хотел сражаться, – его голос был всего лишь шепотом, но звучал он четко. – Я хотел жить. С тобой, для тебя. Это Махмуд открыл без приказа огонь, – он сделал рукой, лежавшей на его груди, слабый знак.

Каролина поняла. Сняла черную повязку с глаза, убрала со лба пиратский платок.

– Перед смертью… мне не нужен маскарад, – его губы с трудом произносили слова, слог за слогом. – Перед ней… я могу быть тем, кто: я есть на самом деле… – Он закрыл глаза, капли пота выступили на лбу.

Каролина искала нужные слова, но не находила их. И только нежно гладила его волосы. Вновь открыв глаза, он посмотрел на нее долгим-долгим взглядом, в котором в последний раз отразилась вся пылкость его любви.

– Я слишком поздно… нашел тебя… слишком поздно. Похорони меня на острове. Там я был счастлив…

Каролина зарыдала. Корсар лежал с закрытыми глазами. Его губы тихо шевелились и бормотали что-то невнятное. Неожиданно он еще раз открыл глаза и сделал знак Бату, сидевшему на корточках с другой стороны. Из последних сил он прошептал:

– Бумаги, в железной шкатулке… Отдай их ей… – Его дыхание становилось все затрудненее, слова все более неразборчивыми. – Она теперь твоя госпожа… Будь ей верен… Не забудь. Бумаги. Порто-Феррайо… Омар… верен… – Его руки судорожно задергались, поискали руку Каролины и обхватили ее.

Конвульсия прошла по всему его сильному телу – и голова упала набок.

Каролина осторожно высвободила свою кисть из руки мертвого и накрыла покрывалом его лицо. Потом поднялась и постояла с опущенной головой возле покойного. Она знала, что в ее памяти он всегда будет жив, его смуглое мужественное лицо, его огнем горящие глаза, его радостный смех. Подняв голову, она только теперь увидела, что рядом стоит капитан корабля и его офицеры.

– Дайте мне шлюпку, – холодно произнесла она.

– Я пошлю двух своих человек, – предложил капитан.

Она перебила его:

– Мне не нужны ваши люди. Мы все сделаем сами.

Матросы помогли Бату спустить в шлюпку тело его мертвого хозяина. Море было снова гладким как зеркало. На берегу острова ничто не напоминало о трагедии. Все было как всегда. У природы нет памяти, судьбы людей не накладывают на нее отпечаток, она безучастна, страдания неведомы ей. Птицы щебетали в кустах, большие пестрые бабочки перелетали от цветка к цветку, густая высокая трава тихо клонилась на ветру.

Каролина шла следом за Бату, который нес мертвое тело через песчаную полосу наверх, на прогалину. Когда они проходили мимо кострища, где она в первую ночь наблюдала за танцующими, Каролине вдруг вспомнилось то место в Библии, где говорится об изгнании из рая.

Дойдя до прогалины. Бату осторожно положил мертвого на траву, принес из хижины лопату и принялся копать могилу. Когда она была готова, Бату бережно опустил в нее тело хозяина, Каролина помогала ему. Они вместе засыпали землей могилу и долго молча смотрели на нее.

Наконец Каролина встала и велела негру следовать за ней. Они вошли в хижину.

– Что имел в виду капитан, когда говорил о бумагах и шкатулке? – спросила она.

Бату зажег свечу, откинул ковер и поднял крышку люка. Они спустились в подвал, высеченный в вулканической породе под хижиной. В одной из плит пола Бату нащупал кольцо и потянул его на себя. Каролина держала свечу. В тайнике лежала железная шкатулка, в замке которой торчал ключ. Бату достал ее и передал Каролине.

Но она не стала открывать шкатулку, а поспешила выбраться наверх.

В хижине было совсем тихо. Лишь маленькие овальные корабельные часы с вмятинами тикали на мраморном столике возле кровати.

Бату посмотрел на Каролину молящим взором.

– Часы? Ты хочешь их?

Бату осторожно взял часы и пристыжено кивнул.

– Они твои.

На низком столе у окна стоял ларец с гримом, напомнивший ей первый день на острове. Она показала на него.

– Неси это к шлюпке. Я сейчас приду.

Чтобы сделать то, что она задумала, ей нужно было остаться одной. Черный исполин завернул железную шкатулку и ларец в одеяло и вышел из хижины. Взгляд Каролины еще раз прошелся по комнате. Шкаф из липы с богатой резьбой, строгий английский комод из палисандрового дерева, венецианское зеркало, огромный персидский ковер, теплые золотисто-коричневые краски которого так радовали ее все время, широкая кровать в алькове, на которой они бурно и страстно любили друг друга. Эта хижина, эти предметы стали частью ее самой. Она решительно подошла к не совсем погасшему очагу, раздула огонь. В корзине лежал хворост. Каролина подержала сухие ветки над огнем, пока они не вспыхнули ярким пламенем, подожгла занавески, покрывало, ковер.

Выбежав наружу, она пристально следила, как пламя охватывает хижину. Здесь не останется ничего, кроме кучи пепла. Пепел станет землей. Трава будет расти над домом, где они любили друг друга, и над его могилой. Она знала, что то, что сделала, было правильно. На западе опустилось солнце. Небо и земля слились и стали одного серого цвета. Каролина вдыхала тяжелый, дурманящий запах гибискуса и снова слышала барабанный ритм, и снова видела в красноватом отблеске огня танцующего мужчину, блики на его бронзовом теле, в котором природа превратила дикую животную силу в божественную гармонию. Таким он и будет жить в ней всегда…