Роза алхимии - [9]

V

Очнулся я внезано, словно что-то меня толкнуло: я лежал на грубо раскрашенном полу, на спине, так что видел над собой низкий потолок с намалеванной в центре розой; стены помещения были покрыты наполовину законченными фресками. Колонны и курильницы исчезли; оказалось, что вокруг меня, разметавшись, спят два десятка людей в растрепанных одеяниях; их запрокинутые лица походили на маски, скрывающие за собой пустоту, – и все это освещал холодный свет зари, проникающий сквозь высокое узкое окно, которое я заметил только сейчас; за окном грохотало море. Неподалеку от меня спал Майкл Робартис, – рядом с ним, откатившись в сторону, валялась резная бронзовая чаша – судя по всему, в ней жгли благовония. Я присел – и вдруг понял, что к гулу моря примешивается иной шум – ропот недовольной толпы, раздраженные выкрики мужчин и женщин.

Вскочив на ноги, я бросился к Майклу Робартису, принялся тормошить его, тщетно пытаясь привести в чувство. Тогда, обхватив тело под мышки, я попытался его приподнять – но Майкл лишь слабо вздохнул во сне и откинулся назад; а голоса звучали все громче и обозленней; потом донеслись тяжелые удары – толпа пыталась высадить дверь, что смотрела на дамбу. Внезапно послышался хруст дерева – я понял, что дверь начала уступать, и бросился прочь из залы. Передо мной был узкий коридор – я нырнул в него – некрашенные половицы грохотали под ногами – наконец я увидел дверь, ведущую на кухню; за дверью никого не оказалось – я проскользнул в дверной проем – и тут до меня донеслись два сокрушительных удара; топот шагов и крики заполонили дом – я понял, что дверь, выходившая на дамбу, поддалась. Я рванулся из кухни на улицу, пересек внутренний дворик, пронесся по ступенькам, ведущим к морю, и оказался на берегу, с внешней стороны дамбы. Я бежал по кромке прибоя, а в уши мне бился яростный крик.

Там, где я спустился к морю, насыпь лишь недавно облицевали гранитом, и он еще не успел порасти водорослями, но когда я решился выбраться на дорогу, оказалось, что передо мной – старая часть дамбы, скользкая от зеленоватой слизи, и мне стоило большого труда вскарабкаться по ней наверх. Стоя наверху, я оглянулся на Храм Алхимической Розы, – крики рыбаков и их женщин все еще были слышны, но стали значительно глуше – оказалось, вся толпа ввалилась в дом; но тут на пороге показалась кучка народа. Выйдя на воздух, люди принялись собирать камни, подтаскивая их из груды, сваленной возле дома, – очевидно, заготовленной на случай, если шторм подмоет дамбу: будет чем укрепить гранитные плиты. Я стоял, наблюдая за толпой, и вдруг старик – полагаю, тот самый сторож, мимо которого мы проходили, – махнул рукой в моем направлении и что-то выкрикнул; все лица разом обратились ко мне – так волна вскипает белой пеной. Я сорвался с места и бросился прочь; счастлив мой Бог, что привычка к гребле укрепляет руки и грудь, а не ноги – иначе бы мне не спастись; и все же – покуда я бежал, не топот преследователей, не их голоса, пышущие злобой, гнали меня вперед, а – гул множества иных голосов, полных стона и ликования, что заставляли звенеть воздух над моей головой – ныне забытых мною, как забывается сон в момент пробуждения.

И даже сейчас мне порой кажется: я слышу жалобное и ликующее пение этих голосов, и мир неопределенности, что лишь наполовину утратил власть над моим разумом и сердцем, готов поглотить меня, превратить в своего раба; однако я ношу на шее четки, и когда я слышу – или мне кажется, что слышу – пение голосов, я прижимаю их к сердцу и шепчу: "Тот, имя кому – Легион, – он ждет у наших дверей, он обманывает наш разум утонченностью, он льстит красотой нашему сердцу[41]; но лишь в Тебе – спасение наше и вера"; и тогда война, что бушует в моей душе, стихает, и я обретаю мир.