Роялистская заговорщица - [39]

Лавердьер решил, что он заслужил право отдохнуть; оба остановились за Вервье в Капель, за неделю самым добросовестным образом проели все сбереженные деньги, так что только 10 июня утром ревностный лазутчик маркизы де Люсьен добрался до Мобежа и до маленькой деревушки Бергштейн, где в трактире «Голубой лебедь» ожидала его сорок восемь часов, с отчаянием, оправдываемым только любовью к законному королю, некая таинственная личность.

Надо сознаться, что Лавердьер не был знаком ни с какими угрызениями совести. Франсуа Синий, покорный, благодарный за дни веселья, которое было ему так любезно предложено, не без страха увидал, что он встречен не особенно-то приветливыми речами.

– Стыдно, – говорил старый господин, – когда дело идет о таких важных вопросах, когда судьба таких серьезных вещей в зависимости от энергии и деятельности преданных людей, терять время в дебошах…

Действительно, в Париже выбирали удивительных слуг. Лавердьер, выслушав молча поток упреков, обратился к своему адъютанту:

– Вечная неблагодарность!

И так как старый господин с удивлением смотрел на него, наш молодец, не теряясь, стал ему рассказывать всевозможные небылицы о разных нападениях с оружием в руках, о засадах и о всяких опасностях, которым они подвергались.

– Человек, как я, – продолжал он своим от попоек последних дней сладким и вместе внушительным голосом, – не изменяет своему долгу. Вы, вероятно, не знаете, что орды Бонапарта захватили все пути и нападают на крестьян и грабят их самым жестоким образом. Разве я, в сердце которого сохранилось незапятнанное воспоминание о наших королях, разве я мог отказать в помощи этим несчастным преследуемым? Мне пришлось с моим товарищем, по крайней мере, раз двадцать вырывать их из рук палачей, и тогда, если б вы слышали, сколько обещаний преданности и верности было дано потомку св. Людовика, покорным слугою которого я называл себя. А вы еще обвиняете меня, тогда как я, с опасностью для жизни, сделал для святого дела, защитниками которого мы являемся, может быть, больше, чем все дипломаты священного союза.

Слушатель, растроганный, изменил тон.

– Итак, вы думаете, что французский народ…

– Ждет, надеется, призывает своего короля! Да, это несомненно, мне это теперь известно достоверно, а затем, если вы находите, что за то, что я исполнил мой долг, меня следует казнить, я подчиняюсь непогрешимому правосудию его величества.

То негодуя в меру, то кстати вставляя почтительную нотку, Лавердьер изложил весь этот вздор с такою уверенностью, что королевский лазутчик смягчился. Никто не сомневался в его преданности; та особа, которая отвечала за его верность, одна из тех, которые не ошибаются. Вся суть – вознаграждать скорее потерянное время усиленной деятельностью.

Важные известия были получены в главной квартире союзников. Говорили, что армия Наполеона направилась к морю, чтобы отрезать все пути армии Веллингтона.

Лавердьер был стратег неважный, но для того, кто прибыл из Франции, не требовалось особой компетентности, чтобы догадаться, что эти известия, судя по всем признакам, неверны.

По пути авантюристы понабрали сведений, что военные силы, по-видимому, двигались по направлению к Намуру и Люттиху.

Лавердьер по своей сообразительности, дополняя воображением все собранные слухи, развил целый план сражения, и, что странно, человек, который до сих пор воевал только исподтишка, сам того не подозревая, напал на мысль великого стратега. Его предположения, довольно смелые, удивили его слушателя, а несколько штрихов карандаша на трактирном столе, затем расставленные стаканы и бутылки, изображающие фронт сражения, убедили его настолько, что человек этот, пользуясь данной ему мадам де Люсьен властью, приказало ему немедленно, не теряя ни минуты, исследовать местность между Мобежом и явиться через два дня с отчетом.

Лавердьер в душе сознавал, что за ним есть провинности, которые надо искупить. Данное поручение было рискованное, его могли поймать и расстрелять как шпиона. Но чем больше опасность, тем больше будет вознаграждение.

Лавердьер был весьма польщен неожиданной важностью своей роли. Конечно, он не делал себе никаких иллюзий насчет своей подлости, но в ней принимали немалое участие и те, которые употребляли его как орудие.

Это была гарантия для будущего, на случай успеха, а в этом успехе он был убежден заранее.

Как человек предусмотрительный, он дал заметить, что он очень хорошо знает цену требуемых от него услуг, и заручился формальными обещаниями благодарности в будущем.

Свидание должно было состояться через день.

Лавердьер напомнил, что, согласно приказанию маркизы де Люсьен, он должен быть во что бы то ни стало 16-го числа в Филипвиле.

– Любезный Франсуа, – обратился Лавердьер к своему товарищу, хлопая его по животу, – через две недели мы будем или расстреляны, или наше дело будет в шляпе. Вперед! И да здравствует король!

Он не заметил, что Франсуа Синий весьма недружелюбно поглядел в сторону таинственного господина, чьи приказания Лавердьер собирался приводить в исполнение.

Да и не все ли это было равно, на деталях нечего было останавливаться. На этот раз Лавердьер держал счастье в руке.