Роузуотер - [51]

– И вы вернете его мне?

– Я не знаю, жив ли он.

– Если он мертв, вы принесете мне его тело?

Я киваю, и она протягивает руки. Я беру их, пропустив представление, которое устраиваю для клиентов и мишеней.

Комната меняется, ее захлестывает тьма, и я чувствую, что потерялся в стремительном ветре, словно выпал из самолета или вращаюсь в торнадо. Регина Огене пропала, ее нет. Мое тело исчезло, растворилось в тысяче пересекающихся лучей света. Не обычного света. У этого света есть изгибы и завитки, карандашные каракули, сделанные скучающим богом.

Какого хера. Какого хера. Какого хера.

Я не могу говорить. Это не ветер. Это я стремлюсь. Моя… сущность, мое сознание продолжает двигаться и меняет направление быстрее, чем я успеваю думать. Чередование света и тьмы, теней и вспышек, радуга невозможных цветов, расширенный спектр. Я хочу остановиться, приземлиться, сориентироваться. Невесомость, отсутствие единого направления, потеря контроля… может, это смерть?

Что со мной сделала Регина Огене?

Я теряю последний контроль и кричу в пустоту.

Без легких кричать можно вечно, что я и делаю.

Глава семнадцатая. Лагос, Роузуотер, Акуре, Кано, Абуджа, другие места: 2066

Когда я выхожу из дома Феми, мою машину окружают трое. Слишком темно, чтобы я мог различить их пол, но они исследуют ее, точно муравьи – кусок сахара. Может, это и воры, но, скорее, они из О45. Метрах в пятидесяти я замечаю внедорожник на холостом ходу. Он такой же, как и другие машины агентства.

Они замечают меня, что нетрудно, поскольку я через дорогу от них. Бегство не вариант – я все еще прихрамываю из-за травм.

– Вот он, – говорит один.

Я достаю пистолет из кобуры.

– Пушка! – говорит один.

– Нет, он никогда ее не носит.

Я нажимаю на спусковой крючок. Слышу мощный хлопок, а вспышка меня чуть не ослепляет. Отдача так сильна, что я роняю оружие. Специально.

– Какого черта?

Они прячутся в укрытие, удивленные.

– Сказал же, это была пушка, – говорит один жалобным тоном.

Один из них любит клубничное мороженое и возмущен тем, что находится тут. Так я узнаю, что ксеносфера вернулась.

Выстрел все еще звенит у меня в ушах, сосредоточиться сложно, но я в отчаянии. Мой разум расширяется вовне – мне говорили, что электрическая деятельность мозга сродни припадку эпилепсии, – один мужчина из механистов и считает боль неисправностью. У меня нет времени на нежности. Я говорю их нервным окончаниям, температурным рецепторам, что они горят, что повсюду пламя. Мужчины начинают вопить и метаться, катаясь. Если бы у меня было время, я устроил бы им на коже пузыри от ожогов второй степени, но я спешу. Убегаю на своих двоих, чувствую, как подступает боль.

Я знаю, что смогу уйти от О45 лишь ненадолго, но очень важно скачать информацию с имплантата до того, как меня поймают. Первым делом я думаю о Клаусе. Он точно знает какого-нибудь пройдоху с нужной техникой и гибкой моралью. Но потом я вспоминаю свой последний визит в Лагос.

Я срезаю путь через переулок, где приходится отмахиваться от листьев дикого сахарного тростника. Я слышу гул машин, но приглушенный. Никогда больше не возьму пистолет. Чем я думал?

Я выхожу на более оживленную улицу, чем та, где живет Феми. Жду, успокаиваюсь, оглядываюсь, ищу признаки защитного периметра. Я не приоритетная проблема. Иначе меня бы отслеживал дрон. Осматриваюсь в поисках кошек-кибернаблюдателей, но не вижу ни одной. Вылавливаю такси и сразу плачу, чтобы довез меня до Олусосуна. Говорю водителю, что заплачу вдвое, если он заткнется.

Гнилорыб возится с машиной. Он работает в белой хламиде Небесной Церкви [31]. Когда-то в Олусосуне был процветающий рынок, а позади него – небольшая свалка. Рынок загнулся, а свалка разрослась. Пока она занимала все большую территорию, стали подтягиваться старьевщики – растущий локальный бизнес. Техностарьевщиков в Африке можно увидеть повсюду, они подбирают кусочки выброшенной техники и восстанавливают ноутбуки, имплантаты, взламывают персональные данные, создают нелегальные новые модификации того, что уже существует.

С помощью кучи обаяния, денег и небольшой манипуляции в ксеносфере я получаю аудиенцию. Рабочее пространство скрыто надежными глушилками сканеров. Его можно увидеть только человеческими глазами или направив спутник. Гнилорыб и его подручные – пост-хакеры, предприниматели, привыкшие выживать. Олусосун – его дом, и он небесник во многих смыслах. Он лучший из группы ослепительно талантливых технических гениев, которые обделывают свои дела здесь, в сумерках.

– У тебя чип «Арийо», – говорит Гнилорыб.

– Как скажешь. Это плохо?

– Сиди спокойно. Он не плохой, просто… старый. Но старый – это хорошо.

– Почему?

– Проще работать.

Гнилорыб передает мне старый планшет. На темном экране открыт каталог и виден список папок.

– Это все, что есть на твоем имплантате. Я могу распечатать…

– Нет, – говорю я.

– Хочешь загрузить в Нимбус?

– Нет. Слишком опасно для нас обоих.

– За меня не беспокойся. Куда тебе записать данные?

Я на мгновение задумываюсь.

– Скачай данные на планшет, потом заблокируй все связи, переведи в локальный режим. Отключи коннекты. Удали файлы с моего чипа. И очисти всю оперативную память, где они могут сохраниться.