Ротвейлер - [68]

– Но мне он – никто, – грубо бросил Джеймс, и Бекки передернуло.

Ей стало дурно, она захотела встать и уйти. Но сделала нечеловеческое усилие и сдержалась.

– Дай мне… две недели, – попросила она и добавила противным самой себе, умоляющим голосом. – Пожалуйста. Две недели, и все изменится.

– Хорошо, ладно. По крайней мере, мы с тобой все прояснили и расставили все точки над «i».

«Ты не понимаешь», – подумала она.

– Давай сменим тему.

Обед был испорчен, но она и не надеялась на то, что он окажется приятным. Отпущенное им время убегало, а она думала об Уилле, который сидит дома один, и ему, возможно, не нравится еда, которую для него оставили. Или он не может справиться с телевизионным пультом – интересно, батарейка еще не кончилась?

Уилл предложил прогуляться пешком.

– Ты когда-нибудь ходила в аквариум? Можно заглянуть.

– Мы обещали вернуться до половины четвертого.

– Хорошо. Тогда пошли.

С Уиллом все было в порядке: все съел и даже вымыл посуду. Он с удовольствием смотрел старый черно-белый фильм. Бекки приготовила чай с печеньем, которое очень любил Уилл, а Джеймс глянул на печенье так, будто она предложила ему тарелку личинок. Он взял в руки газету с кроссвордом, но то ли не смог его разгадать, то ли расхотел даже пытаться, и сел, уставившись в окно с таким видом, будто размышляет о чем-то очень скучном. Бекки невесело подумала, что если он две недели собирается продолжать в том же духе, то разонравится ей, и она больше не захочет его видеть. Тогда все проблемы решатся сами собой.

Телевизор работал, не переставая, уже три часа, а в шесть Джеймс встал и сказал, что ему пора, что он обещал зайти к сестре, а Бекки он позвонит. Как только Джеймс ушел, на лице Уилла появилась блаженная улыбка облегчения. Он откинулся на подушки и радостно захихикал, глядя в экран и время от времени бросая на Бекки заговорщические взгляды. Один раз даже подмигнул, чего никогда не делал раньше.

Ей не хотелось есть, а Уилл ел с аппетитом. Несмотря на то, что он целый день провалялся на диване, он жадно проглотил свою любимую еду: яичницу с беконом, картофелем и помидорами, которую пожарила Бекки. Когда в восемь кто-то позвонил в дверь, она подумала, что это Джеймс хочет извиниться за свое поведение и пообещать, что изменится. Но на пороге стоял не Джеймс, а детектив Джонс, появление которого испугало Уилла, напомнив ему о ночи, проведенной в камере.

Но как бы там ни было, Уилл снова обрел дар речи, вскочил и закричал:

– Нет! Я не пойду! Я не пойду, я останусь здесь!

– Нет, он мне очень даже нравится, – сказала Зейнаб Мортону Фиблингу. – Но ты помнишь, что сказала Инес? Не носить его на улице. Мы ведь не договаривались, что ты подвезешь меня на «линкольне»?

– Я был бы рад, если бы ты позволила мне подъехать к твоему дому.

– Я же миллион раз говорила, что отец меня убьет. И тебя.

Вместо прогулки на лодке они отправились в Кью-гарденс.[14] Мортон вспомнил, что на воде его укачивает. Зейнаб не хотела в Кью. Она любила цветы, особенно орхидеи и белые лилии, но садовое искусство оставляло ее равнодушной. А Мортону очень хотелось пойти туда, потому что однажды в школе он выучил стишок о походе в Кью в пору цветения лилий. Зейнаб же считала, что это место слишком далеко от Лондона, и несколько раз ему об этом напомнила. Она не беспокоилась о своем новом кулоне, потому что решила, что оставила его на полочке в ванной у себя дома. Но она гордо выставляла напоказ прохожим кольцо для помолвки. Кроме этого развлекаться здесь было нечем.

Для разнообразия Мортон повел ее в «Ритц», выпить чаю. Зейнаб, которая никогда не толстела, съела два шоколадных эклера и большой кусок клубничного торта с кремом. Все это время она серьезно обдумывала, как ей наконец порвать отношения с Мортоном. Сейчас еще не поздно, пока не начались хлопоты по приглашению на свадьбу гостей и выбору даты. Но перед разрывом ей хотелось получить от него последний большой подарок. «Ягуар» отвез их в Хэмпстед и там, на углу, водителю приказали остановиться, чтобы их не успел увидеть мистер Шариф.

Мортон вернулся на Итон-сквер, а Зейнаб пришлось ехать на автобусе с двумя пересадками. Алджи и дети смотрели по телевизору «Мэри Поппинс». Миссис Шариф, которую сегодня не приглашали, сидела в лучшем кресле и поедала конфеты «Годива».

– Какой ужасный день был у меня, – вздохнула Зейнаб, надеясь, что мать подумает, будто ее дочь – единственная женщина в округе, работавшая сегодня. Мнение матери по поводу ее образа жизни было Зейнаб безразлично, но она боялась, что, узнав подробности о Мортоне и Роули, мать откажется сидеть с детьми. И тут она вспомнила о кулоне Мортона и побежала в ванную. Кулона на полке не оказалось. Она, должно быть, отнесла его в спальню. Дорогу туда ей преградил Алджи, желающий поговорить, и так, чтобы не слышала миссис Шариф.

– Если это опять про Мортона или Роули, то и не пытайся. Мне самой с ними не весело, это просто тяжелый труд. Между прочим, друг Мортона, Орвиль Перейра, недавно назначал мне свидание, и я сказала «нет». Из-за тебя. Так что с дороги.

– Разговор не об этом. А об обмене.