Тирашев измарал все салфетки. Писал числа, короткие слова, рисовал разные фигуры. Дуняша угадывала даже с завязанными платком глазами, даже повернувшись спиной.
— И что же, — Тирашев утер пот со лба, — ты со всеми вот так можешь?
— Нет, не со всеми. С Матвей Нилычем получается, только ежели они захотят…
— Ну, ступай, — Ливнев улыбнулся. — Иди с Богом!
Дуняша неумело исполнила книксен и скрылась за дверью.
— Возьмешь таких к себе на службу – конфуза не оберешься, — пробормотал Тирашев. И тут же поправился: — Слушай, Матвей Нилыч, отдай мне девку, а? Я с ней быстро бездельников и казнокрадов к ногтю прижму!.. — Тирашев закатил глаза, видя, как расправляется с противниками в подковерных интригах, как Государь приближает к себе, подивившись его проницательности и осведомленности, как… — А, — обреченно махнул рукой министр. — Не отдашь ведь, знаю…
Министр укатил затемно. Долго мялся, морщился и, уже ступив на подножку кареты, пространно намекнул про практическую пользу "изысканий". Дескать, сугубо научный подход – то поле деятельности ученых из Географического Общества, а от Ливнева требуется поставить-таки потусторонние силы на службу государству. Заставить, понимаешь, "их" воду возить и колеса вертеть.
"Какое, к чертям, "поставить", — запершись на ключ у себя в кабинете, Ливнев налил из пузатого графинчика рюмку рябиновки и разом опрокинул в рот, – тут бы узнать, хотя бы, с чем дело имеем". Покосился на лежащую на столе зеленую папку с заглавием "Каменный человек". Ливнев повертел папку пальцами и в бесчисленный раз открыл. Фотографии слепка, фотографии местности, снимок профессора Яттса, его же сбивчивое заключение, данные геологической партии и лозоходцев, показания беглых каторжников, доклад наблюдателей, полтора месяца скитавшихся окрест, пальцевые отпечатки жителей близлежащих деревень, включая грудных младенцев, пальцевые отпечатки… самого… Что же это такое? Злая шутка природы? Свалившаяся с неба глыба? Или действительно, подобно созданному из глины хелмским раввином Элией великану, из тверди встало человекоподобное существо? Ливнев вскочил, сорвал с гипсового слепка полог. Без сомнения фигура принадлежала мужчине. Великолепно сложенный, с мускулистыми ногами, широкой спиной, ростом он не уступал самому Ливневу. В полумраке кабинета изваяние казалось живым. Чудилось, будто бы стоит только окликнуть и каменный человек обернется, явит свое лицо.
— М-да, — пробормотал Ливнев, стряхивая наваждение. — Дорого бы я отдал, чтобы с тобой встретиться…
— Матвей Нилыч, — прервав раздумья, в покои деликатно постучался Йохан. — Я вам не нужен сегодня больше?
— Нет, спасибо, Йохан. Отдыхай! Ты славно поработал. Министра нашего едва удар не хватил.
Йохан улыбнулся и неслышно притворил дверь.
"Действительно, — подумал Ливнев, — кто так хорошо сыграет вампира? Только настоящий вампир!"
— Тетенька, пусти-и!.. Тетенька! — тощий чумазый оборванец еле поспевал за средних лет дамочкой, цепко удерживающей его за руку. Избитая обувка гребла пыль, волочилась по земле оборванная помочь. Мальчишка канючил, размазывая сопли по сморщенному личику, не выпуская, однако, из кулачка своего "коника" – кривой палки с пришпиленной лошадиной головой, неумело вырезанной из дерева.
— А ну, не реви, не реви! — приговаривала дамочка, сердито поджимая тонкие бескровные губы. — А не то не дам тебе сахарного петуха! Упоминание о сахарном петухе ненадолго успокаивало мальчишку, но вскоре он принимался хныкать вновь. Дамочка была на вид некрасива: сама худая, костлявая, лицо желтое и глаза начернены так густо, что казалось, будто не глаза это вовсе, а пустые глазницы. Пальто ее, изрядно побитое молью, пахло мышами, а из-под невообразимой бесформенной шляпки с торчащими во все стороны перьями выбивались спутанные пряди.
Редкие прохожие не обращали на странную пару ровным счетом никакого внимания – ни дать, ни взять, мамаша тащит непослушного ребенка. Две уличные торговки покосились на дамочку, на время прервав свою трескотню, и снова принялись судачить о своем.
— Слыхала? — одна пихнула в бок товарку. — Говорят, будто люди у нас стали пропадать…
— Да чего ж не слыхать-то? Слыхала… Сказывают, — другая понизила голос, — будто ходит по нашему городу черт в человечьем обличие. На кого укажет левым мизинцем, тот и провалится под землю строить мост под рекой. А мизинец у него не простой, а в два раза длиннее обычного…
— Это как же, мост под рекой?
— Как-как… Знамо как… Такой же, как обычно, токмо с подземной стороны, чтобы черти и иная нечисть по нему свободно шастать могли…
Под вывеской "Питейное заведение Кутейщиков и Ко (меблированные нумера и обеды)" дамочка остановилась. Оглянулась на двух пьяных в стельку извозчиков, горланящих песни, на кучера, что дремал на дрожках, дожидаясь, видно, загулявшего барина, и потащила мальчишку на дурнопахнущее крыльцо. В душной трактирной сутолоке к ним вышел сам колченогий хозяин, отвел в дальний угол и принялся о чем-то сердито шептаться с дамочкой. Мальчонка целиком их разговора не слышал, а только разбирал отдельные фразы. Трактирщик несколько раз назвал дамочку "дурой" за то, что она "привела с парадного". А дамочка огрызалась и требовала что-то "прямо сейчас", потому что ее "ломает". Поколебавшись, трактирщик достал из внутреннего кармана маленькую коробочку из которой дамочка, отвернувшись, нюхала сначала одной ноздрей, потом другой. Было душно, кто-то громко требовал "полштофа" и мальчик снова стал хныкать.
