Ротапринт - [2]

Вдоль асфальтовой дорожки выстроились ровными рядами кустики, чахлые и насупленные, как рядовые-первогодки, и так же безжалостно обстриженные под одну гребенку. Редкие островки травы на газоне перед казармами, неестественно зеленые в это время года, производили впечатление недавно окрашенных. Такого же ярко-зеленого цвета каска украшала трехметровую голову солдата на огромном, шириной в торец здания и высотой во все четыре этажа, плакате. Метровые буквы внизу плаката складывались в утверждение: «ВИНТОВКА ЛЮБИТ ЛАСКУ, ЧИСТКУ И СМАЗКУ». О том же, думается, мечтала и допотопная конструкция у входа, которую я про себя всю жизнь называл «то ли зенитной, то ли ракетной установкой», и только сегодня, проходя мимо, определил как «гаубицу калибра 240 мм». Если, конечно, надпись на ржавой погнутой табличке соответствовала действительности.

– Нам сюда… пожалуйста… – Лопоухий предупредительно придержал дверь, пропуская меня вперед.

По щербатым, но чисто выскобленным ступеням мы поднялись на третий этаж.

Дневальный, скучающий на тумбочке у входа, встрепенулся при виде незнакомого лица, совершенно по-жабьи раздул грудь раза в два, намереваясь рявкнуть что-нибудь вроде «Рота! Смир-р-рна!», но вовремя распознал во мне штатского и с тихим шипением сдулся.

– Ну, и где наш больной? – деловито осведомился я. – Здесь? – И, не дожидаясь ответа, толкнул первую попавшуюся дверь, которую, судя по залепленной изолентой трещине на матовом стекле, до меня толкали уже не раз.

– Тут, тут, – подтвердил солдатик. – Только он не больной, а… – Лопоухий нечаянно толкнул меня в спину, когда я замешкался в дверях, и доверительно закончил в самое ухо, – мертвый.

– Да я уж вижу, – растерянно пробормотал я.

Помещение, в которое я не сразу решился войти, по всей видимости, представляло собой так называемую ленинскую комнату. Окно во всю стену, распахнутое, невзирая на время года и дождь, четыре письменных стола в центре, десяток стульев у стен, большой стеллаж, на двух нижних полках которого теснились однообразные, защитного цвета томики уставов Вооруженных Сил, а верхнюю занимал маленький телевизор, в данный момент выключенный.

Персональный компьютер, который меня пригласили чинить, а вернее сказать, его жалкие останки, были аккуратно сложены на подоконнике, кучка к кучке: разломанная надвое клавиатура в россыпи выпавших клавиш, разорванный кабель, некогда соединявший монитор с видеокартой, сам монитор, в экране которого зияла дыра, формой подозрительно напоминающая ножку стула, которая, кстати, валялась здесь же. Сильнее всего досталось системному блоку, изуродованный корпус которого выглядел так, словно по нему прямой наводкой шарахнули из то ли ракетной, то ли зенитной… в общем, из гаубицы! Одного взгляда на материнскую плату, от которой как будто откусили приличный кусок, хватило мне, чтобы сообразить: реанимации не подлежит.

– Это прапорщика компьютер, – шмыгнув носом, сказал солдатик. – Он нам его на выходные выдал, и компьютер, и принтер, чтобы, значит, распечатать. Грозился, если что случится, расстреляю, говорит, каждого девятого.

– А почему не десятого? – рассеянно спросил я, присаживаясь на корточки возле подоконника.

– А каждому десятому он обещал собственными руками… ну… – Лопоухий снова беспомощно зашмыгал носом.

– Угу. – Я кивнул, как будто его признание что-то объясняло, и уточнил: – Вы его что, роняли?

Шмыг-шмыг.

– Ну да.

– С подоконника? – уверенно констатировал я.

– Ну да. – Шмыг-шмыг. – А там – третий этаж.

Я привстал и выглянул в окно, только теперь обратив внимание, что оно вовсе не распахнуто, как мне сперва показалось, а, напротив, защелкнуто на все шпингалеты и местами даже заделано паклей. Просто в нижней части рамы отсутствовало стекло, осколки которого еще можно было разглядеть на газоне внизу.

– Решили проверить, как невесомость влияет на быстродействие системной шины? – усмехнулся я.

– А? Что? – Солдатик затрепетал ресницами.

– Да ничего. – Я выбрал кусок клавиатуры побольше, зачерпнул пригоршню клавиш и стал одну за другой вставлять их в надлежащие гнезда.

– Это все рядовой Гаурия. – Лопоухий понизил голос до шепота. – Вчера их «Динамо» играло с «Ураланом». Так он первый тайм еще держался, а когда стало два ноль, просто взбесился. Пока сообразили его простынями скрутить, успел два зеркала в туалете разбить, компьютер вот в окно выбросил, над знаменем части хотел… ну, надругаться. Еле отбили.

– Молодцы! – похвалил я, не скрывая сарказма.

Обиженное «шмыг-шмыг» повторилось раз пять.

– Мы еще принтер спасли. Хорошо, подключить не успели.

– Тогда действительно молодцы, – примирительно заметил я. – Чем же ему компьютер-то насолил? Почему телевизор не выбросил?

– А он… – солдатик приблизился ко мне на шаг и заговорил еще тише, – достать не смог. Телевизор вон где стоит, а Гаурия – он маленький. Хотел шкаф целиком обрушить, но там в стене дюбеля по десять сантиметров, вот он и схватил то, что ближе. А вообще-то он маленький, – повторил солдатик и закончил, обреченно покачав головой, – но нервный!..

– Ясно. – Я успел собрать нижний ряд клавиш, от левого шифта по мягкий знак включительно, прежде чем сообразил, что занимаюсь ерундой. – А меня-то вы зачем позвали? Молитву прочесть над усопшим? Максимум, что я могу сделать, это выразить соболезнования вашему прапорщику, а также каждому девятому бойцу, не говоря уж о каждом десятом. Потому что починить этот хлам, – я небрежно швырнул фрагмент клавиатуры на подоконник, – нереально.