«Рот Фронт!» - [52]

- Ну, до свидания, сынок, ты храбрый парнишка, - сильная и добрая рука ласково потрепала мальчика по голове.

Вечером, когда на улицах зажглись фонари, Пьер с отцом отправились в «Саль булье» на митинг. Со всех сторон к зданию громадного выставочного зала сходились люди. Пьер заметил, что поблизости, в переулках, стоят полицейские с резиновыми дубинками.

Зал был переполнен. Они с отцом протиснулись к самой трибуне. К столу президиума подошли Марсель Кашен, Морис Торез, Жак Дюкло, руководители коммунистов Франции.

Председатель, открывая митинг, постучал по микрофону и сказал:

- Первое слово предоставляется вождю немецкого рабочего класса Эрнсту Тельману!

Зал взорвался неистовыми рукоплесканиями. Пьер тоже хлопал в ладоши. И тут он с удивлением увидел, что к трибуне идет... его «отец»! Правая рука Тельмана была поднята над головой и сжата в кулак.

Пьер так и застыл с открытым ртом. Он не отрываясь смотрел на Тельмана.

Эрнст заметил Пьера и улыбнулся ему.

- Товарищи! - Тельман обеими руками взялся за края трибуны. - Я хочу, чтобы мое краткое выступление послужило делу пролетарского интернационализма! Я хочу напомнить вам о нерушимой солидарности германских и французских рабочих, об их тесном братском союзе и совместной борьбе против эксплуататоров-капиталистов...

В огромном помещении «Саль булье» стало совсем тихо. Эрнст Тельман говорил, что сегодня, восемнадцатого марта 1924 года, в день памяти расстрелянных парижских коммунаров, необходимо напомнить об опыте пролетарской борьбы.

- Каждый рабочий должен четко представить себе, что мы не можем ничего сделать для освобождения рабочего класса, если не последуем примеру Парижской коммуны и русской Октябрьской революции и не будем бороться за ликвидацию буржуазного государства, за государственную власть рабочих и трудящихся крестьян!

И тут в зале снова разразилась овация...

* * *

...Эрнст проснулся от грохота взрывов и воя сирен за окном - оно вспыхивало то мгновенным малиновым, то желтым светом. Холодная стена, которой он касался рукой, ощутимо вздрагивала. На некоторое время разрывы умолкали, и тогда все погружалось во тьму - в последнее время на ночь электрический свет в камерах узников ганноверской тюрьмы отключали.

И опять, нарастая, слышались взрывы; глухо тявкали зенитки; окно озарялось зловещим светом, и на каменный пол возле кровати коротко падала тень решетки, чтобы тут же исчезнуть...

Третью ночь Ганновер бомбила английская авиация. Вчера бомба попала в левое крыло тюрьмы, и там вспыхнул пожар.

Во время воздушных налетов охрана, кроме одного дежурного на этаже, пряталась в бомбоубежище, а заключенных оставляли в камерах.

Нет, страха смерти не было. Эрнста Тельмана лишь мучила мысль о том, что нелепо погибнуть от бомбы врагов фашизма, от союзников... И самое главное - ты ничего не можешь сделать, ты бессилен перед судьбой.

Наконец все стихло. Послышался вой сирены - отбой воздушной тревоги. Камера наполнилась темнотой.

Эрнст Тельман лежал на спине с открытыми глазами...

...Рано утром 11 августа 1943 года дверь камеры открылась. На пороге стояли Геллер и директор тюрьмы Зуффенклан. - Вы переводитесь в Баутцен.

«Каторжная тюрьма», - вспомнил Тельман.

- В Баутцене будет поспокойней, - сухо усмехнулся Геллер; он стал совсем другим: спесь завоевателя «тысячелетнего рейха» полностью слетела с него. - На сборы пятнадцать минут. Пошевеливайтесь, Тельман!

Укладывая скудный скарб, Эрнст думал: «Боятся моего побега во время бомбежки. Что же, представься подходящий случай, я бы его не упустил».

...В тюрьму города Баутцена его перевозили в гестаповской машине, и сопровождающих, кроме шофера, было лишь двое: Геллер и Зуффепклан. Правда, надели наручники.

Город дымился. В нескольких местах еще не были потушены пожары. Приходилось объезжать воронки и завалы.

Резко остановились на маленькой площади. Совсем рядом, слева, стояли две санитарные машины. Из закопченного дома с проваленной крышей, с выбитыми стеклами и обугленными рамами санитары выносили раненых.

Тельман увидел на носилках светленького мальчика лет двенадцати, с окровавленным лицом. Мелькнули его широко раскрытые глаза, полные ужаса и боли.

А санитары все несли и несли носилки с детьми...

Машина тронулась - страшная картина исчезла.

- Куда попала бомба? - спросил Тельман.

- В детский приют, - ответил Геллер. - Сироты войны.

...Сироты войны.

Уже в новом своем жилище, в камере тюрьмы тихого зеленого городка Баутцена (как все эти камеры похожи друг на друга!), Тельман не мог отделаться от видения: светлый мальчик на носилках с окровавленным лицом...

Война ужасна, отвратительна! Ладно, взрослые люди, они затеяли эту бойню. Но дети! В чем виноваты дети?

Когда он впервые увидел ребенка, убитого взрослыми людьми?

Фриц Вайнек... Давай поговорим с тобой...

ЮНЫЙ ТРУБАЧ

Ты помнишь, Фриц, какая весна была в том, 25-м году? Сады казались бело-розовыми островами. Они проплывали за окном поезда...

...Вагонное окно было открыто, и Эрнста радовало это буйное цветение яблонь - от аромата, залетавшего в купе, кружилась голова.

Какая то была неповторимая весна! Германия в преддверии президентских выборов... Его кандидатура от коммунистической партии выдвинута на пост президента. Предвыборная кампания. Сейчас он едет в Галле, ему есть что сказать рабочим этого промышленного города.