Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - [269]

Арсеньев подверг критике политику властей, направленную на ограничение деятельности политических партий: «В конституционном государстве существование партий, представляющих собою все цвета политической радуги, совершенно неизбежно и совершенно необходимо. <…> Неизбежно – потому, что общность целей естественно влечет за собою согласованность действий; необходимо – потому, что без прочных организаций слишком велик был бы хаос перекрещивающихся взглядов и стремлений». Он подчеркивал, что требование регистрации партий противоречит основам конституционного строя: «Раз есть налицо условия, ведущие к образованию партии, она образуется и будет существовать, сколько бы на нее ни налагалось запрещений. <…> Утверждение партии правительством – явный абсурд, как потому, что правительство является здесь судьею в собственном деле, так и потому, что отказом в утверждении не прекращается, а лишь затрудняется деятельность партии. Все партии законны и официальной регистрации не подлежат». Реестр партий с правдивой их оценкой может быть составлен только историей – таков был главный вывод Арсеньева. В период работы II Думы он выступал за предоставление широкой свободы выражения депутатам-социалистам: «Необходимо открыто и прямо признать их существование, отказаться от полицейского и судебного их преследования, ввести их в сферу действия общего права. Опасны не идеалы социализма – опасны средства, пускаемые в ход для их немедленного, насильственного осуществления… Нужно отказаться от предубеждения и ближе изучить требования противников в виду старинного афоризма: есть чему и у врага поучиться!»

1907-й год, ставший рубежным в истории Первой русской революции, совпал со знаковой годовщиной в судьбе Арсеньева – 50-летием литературной и общественной деятельности. Совет Петербургского университета удостоил его степени доктора государственного права, а Московский университет избрал почетным членом. Из многочисленных откликов на это событие приведем оценку места и роли Арсеньева в освободительном движении, принадлежащую А.Ф. Кони, его давнему соратнику. Он высоко оценил «цельность нравственного образа и последовательность в слове и деле», «громадную эрудицию» Арсеньева, «точность и изящность» его анализа общественных учений и явлений. Характеризуя Арсеньева как яркого представителя эпохи реформ Александра II, неизменного приверженца принципов политической свободы, веротерпимости, уважения к человеческой личности «вне всяких племенных или религиозных „межевых знаков“», Кони замечал: «Вся его публицистическая деятельность, несмотря на его всегда уравновешенный тон и умеренный язык, есть, в сущности, восторженное исповедание непреложных начал добра, справедливости и нравственной красоты». Называя Арсеньева «упорным оптимистом», Кони свидетельствовал: «Он был им, когда волна общественного настроения несла его с собою, – он оставался им в эпоху малодушных сомнений и колебаний, – он был тверд в своей вере и тогда… когда круг людей, верных традициям 1860-х годов, бывший когда-то цельным материком, стал делаться маленьким островком, затерянным среди безбрежного моря пошлости, лицемерия и самохвальства».

Отвечая на обвинения в адрес своего друга в «прямолинейном либерализме», Кони замечал: «Да! Арсеньев всегда оставался „прямолинейным либералом“. В проведении своих взглядов на основы гражданской свободы и на условия ее осуществления он не допускал компромиссов и приспособлений, не признавая – ни чтобы цель могла оправдывать средства, ни чтобы желанный и светлый исход мог быть достигнут нечистыми способами. Нравственный компас в его статьях, речах и др. работах постоянно и неуклонно показывал на север в то время, когда все румбы смешались в глазах у большинства и почти все вопросы сводились к тому, – как бы не выйти случайно из гавани, в стоячей воде которой приходилось так уютно и безмятежно гнить, или как бы поскорее в нее вернуться, если мимолетный ветер из нее вынес». Кони считал также незаслуженными упреки в адрес своего единомышленника в «отрешении от жизни» и в некоторой «утопичности» взглядов: «Глубокое знание истории привело Арсеньева к признанию, что последние факторы очень часто лишь кажутся прочными и неустранимыми… и то, что сегодня считалось чуждым и навязываемым жизни, завтра оказывается ею-то именно и порожденным и властно требуемым. При поступательном движении человечества вперед, несмотря на отдельные периоды остановок и даже обращения к уже пройденным этапам, те, которые презрительно обзывают носителей пытливо смотрящей в будущее мысли утопистами, похожи, как это кем-то замечено, на людей, смотрящих назад с задней площадки последнего вагона в поезде, не замечая, что и они мчатся вперед, но только задом… Вообще надо заметить, что трудно решить – не являются ли „отрешенными от жизни“ не те, кто упорно стремится к нравственному и политическому преобразованию человеческого быта, а те, которые, в своей духовной близорукости, считают возможным остановить ход истории, и властно сказать ей – „до сих пор!“ Будущее рано или поздно показывает – насколько жизненно и жизнеспособно бывает то, что писатель рисует как достижимый идеал. Важно лишь, чтобы он был правдив с самим собою и со своими читателями, – чтобы он искренно считал за истину то, что он рисует, как таковую. „Истину нельзя урезывать по действительности, – писал граф Л.Н. Толстой Страхову. – Уж пускай действительность устраивается по отношению к ней, как знает и умеет“».