Российские оригиналы - [46]

Вот, помню: детство. Происшествие: на зелeной стене мальчиковой уборной кто-то слово написал. Маленькое слово, но большими буквами. И нас таскают по очереди в комнату, где сидят дяди и тeти. Пришла моя очередь.

— Ты, конечно, этого слова не писал? — спросили ласково.

— Нет…

— А может, всe-таки писал? Мы ведь экспертизу проведeм!

Мне становится страшно. Нет, писал не я, но — экспертиза! Необычное слово, из детектива какого-то! Мало ли что она там покажет!

Горло перехватывает, я молча отрицательно трясу головой.

— Но ведь ты знаешь, кто писал? — спрашивают утвердительно.

И мне опять страшно, потому что я действительно знаю, кто. И не только я, человек десять вместе со мной наблюдали, как долговязый Витька Шпиндель (это — кличка) старательно выводил слово огрызком кирпича.

Я опять трясу головой.

— Пойми, — говорят мне. — Это не просто хулиганство, это, можно сказать, политический акт. Ведь комиссия приезжала вчера и увидела!

Я трясу головой, на этот раз утвердительно. Да, акт, согласен. Да, ходили какие-то в костюмах. Я ещe удивился: в такую жару!

Но дяди и тeти моe киванье по-своему поняли.

— Значит, ты всe-таки знаешь?

— Нет!!!

— Пойми, нам ведь уже сказали, кто это. Мы просто хотим проверить, ты честный пионер или нет.

Я был честный пионер.

— Это ведь Витя Шпиндюгин? Да?

Я плачу.

— Конечно, это он! Все говорят! — слышу я как сквозь вату чей-то голос.

И меня отпускают. И долго, очень долго потом я чувствую себя обворованным: будто кто-то, лишив меня воли и сознания, залез ко мне в душу и отщипнул кусок, — и вот болит недетской болью.

Но — кто? Вожатая наша Люся — хороший человек. И Илья Сергеевич хороший человек. И Марина Витальевна, хоть и любит поворчать, тоже ничего себе. Кто? Кто тот щипач был, — думаю я теперь, — кто с таким искусством всe это сделал?…

Или вот я в юности. Меня принимают в комсомол. Опять — комната, тeти и дяди. Молодые — и взгляды их стройны и упруги, как борзые собаки.

— С одной стороны, ты показал себя разбирающимся в Уставе, — говорят мне. — С другой стороны, выбор тобой на школьном литературном вечере полгода назад сомнительного стихотворения писателя-эмигранта, хоть и покойного, Бунина говорит о том, что у тебя есть серьeзные недоработки в вопросе работы над собственным морально-идейным обликом. Ты согласен?

Я киваю.

— Он, я думаю, наверстает! — Другой голос. — С его способностями! Мы можем оказать ему доверие, и он оправдает его. Ведь оправдаешь?

Я киваю. Мне плохо. Все уже в комсомоле, все уже прошли этот страшный кабинет, а я из-за болезни припозднился. Неужели не примут? Неужели я хуже всех?

Что-то ещe говорят. Я не вникаю в смысл. Я вижу только, что мне протягивают руку и красную книжицу. Я подхожу ватными ногами. Кругом улыбки. Я счастлив.

Я выхожу. Весенний тeплый ветер высушивает мокрое моe лицо. И вдруг я понимаю, что опять кто-то залез ко мне в душу, опять отщипнул кусок, я чувствую опять себя обворованным, униженным и оплeванным, со мною поступили, как с куклой, как с куском дерева, как с трупом!

И много, много было таких случаев. Только уворачивайся — невидимые руки невидимых щипачей шустрили со всех сторон.

Потом я повзрослел и, имея уже изрядно общипанную душу, начал различать сквозь обычные лица физиономии тех щипачей. И совсем уже разгадал — но тут кончилось их время.

И стал я радостно лечить душу, подпитываясь воздухом свободы.

Но вдруг выяснилось, что не только свободой душа жива. Есть и другие глупые вещи, навроде хрестоматийных веры там, надежды там и, извините за выражение, любви.

А раз есть это, то есть и Щипачи. То щипач из-за хамящего плеча новейшего чиновника высунется — и хвать! — а ты и не почуешь, а чиновник вроде и не при чeм, он ведь на предмет государственной пользы хамит, а не просто так. То из родимого телевизора — родимая же рука. Главное, ты думаешь, что тебе всего-навсего лапшу на уши вешают: дело привычное, сидишь, обираешь. А опомнился: опять от души отщипнули! Или — девушке милой простодушно и бескорыстно улыбнeшься, а пропитый мужской голос сбоку тебе в ухо: «Сто за час, товар свежий!». Двинешь его локтем с досадой, отойдeшь — и чувствуешь, что легче стал. Не в хорошем смысле слова. Опять, значит… Обернeшься: щипача след простыл.

Да что говорить…

Не хочу больше об этом говорить…

Противно.

Утешает лишь, что щипачи всe более легализируются. Прямиком подходят и говорят: «Ну-ка, ты, держи карман шире, а душу нараспашку. Щас чистить будем».

Тоже, конечно, неприятно, но хоть без лицемерия, открыто, можно сказать, — честно.

Ъ. ШТУЧНЫЕ ОРИГИНАЛЫ. I

Подобно тому, как есть буква Ъ, но нет звука, ею обозначаемого, существуют среди людей оригиналы, которых не типизируешь, не назовeшь каким-то общим словом — это, можно сказать, нетипичные типы или — штучные оригиналы. И, пользуясь тем, что в алфавите русском есть три буквы, с которых не начинается ни одно слово, я хочу рассказать хотя бы о трeх таких оригиналах — о трeх из великого множества.

И начну с того, кто заставил меня нарушить обещание, данное читателям и самому себе: не трогать женщин.

Эту женщину я не могу обойти, не могу не рассказать о ней, потому что, может быть, оригинальней еe никого не встречал.