Российская разведка XVIII столетия. Тайны галантного века - [68]

Такие толкования происшедшего и вовсе вызвали, мягко говоря, скепсис у императрицы и Панина. В письме от 16 августа 1765 года руководитель российской дипломатии полагает «почти совсем невероятным делом, чтобы Рексин столь нагло и отчаянно мог изменить своему государству».

Дело приняло настолько серьезный оборот, что Обрескову по высочайшему повелению было предложено «умерить с сим настоящим нашим сумнением всевысочайшаго ея императорскаго величества именнаго по № 11 от 2 минувшаго июня рескрипта»^{86}.

Тем временем Фридрих II понял, что если не поменяет своей позиции, а по существу, если не капитулирует перед Петербургом в деле с Рексином, то будет иметь в ближайшее время русские полки под Берлином. И он сдался, заявив, что Рексин, видимо, кем-то подкуплен, что он давно подозревал его, что он отзовет его в Берлин, где будет назначено расследование. Рексин, уверял кайзер, будет казнен. Но все это он просил держать в строжайшем секрете, ибо боится, как бы посол не стал невозвращенцем.

Многоопытного Панина трудно было провести на такой мякине: в письме к Обрескову он однозначно говорит, что Рексин, конечно же, переборщил, но действовал явно по директиве Фридриха И. Российский канцлер сообщает своему послу о просьбе прусского кайзера всецело доверять его новому послу в Константинополе, но сопровождает послание Обрескову такой характерной припиской:

«Предварительно прошу будущую вашу с тем новым прусским министром откровенность учреждать и размерять не инако, как по собственному вашему лучшему на месте усмотрению его собственных действий и правил, которым он следовать будет, дабы иногда разновременно или излишнею откровенностью не компрометировать собственные ваши каналы»^{87}.

Что же, прав умудренный опытом Н.И. Папин: агентурой не делятся — дружба дружбой, а агентура врозь!

Кстати, информация и материалы Обрескова о Рексине вскорости подтвердились через другие источники. Английский посол в Турции Гренвил направил письмо своему коллеге в Петербурге лондонскому посланнику Макартнею. Письмо было перехвачено агентами русской дипломатической разведки. В своем послании Гренвил подробно информирует своего петербургского коллегу о деятельности Рексина против России.

Панин не замедлил вызвать на ковер прусского посла Сольмса и изложить ему в самой резкой, на грани дипломатического этикета, форме все то, что «наворотил» его коллега в Константинополе против России, дабы было Фридриху II известно, что русская дипломатия оперировала совершенно достоверными и неопровержимыми свидетельствами.

Конечно же, заключая эту историю, необходимо признать за Обресковым дар умнейшего дипломата, ловкого, изобретательного разведчика, одного из способнейших в Екатерининскую эпоху. Он своими талантами способствовал многим победам русской дипломатии в борьбе с турецкими политиками и германскими «друзьями».

Тем временем политическая напряженность в Юго-Восточной Европе нарастала. Польская проблема все более упиралась в так называемый диссидентский вопрос. Вчерашние друзья Чарторижские стали врагами России. Все антирусские стрелы целили в одну мишень — разжечь русско-турецкий антагонизм и довести дело до войны между двумя державами.

У каждого участника этой сверхкрупной политической игры был свой интерес: поляки надеялись отвлечь внимание России от Полыни; французы видели в предстоящей войне возможность ослабить Россию и вытеснить ее из Европы (они тогда Европу представляли себе по-своему); Австрия и уж вовсе намеревалась на такой волне завладеть Польшей. Все сосредоточилось на подрывной работе против России.

Вот небольшая иллюстрация к сказанному. В Крыму обосновался французский разведчик майор барон Тот, принятый крымским ханом в качестве консула. У Франции в Крыму никаких политических интересов, казалось бы, быть не могло. Не было у «консула» и никаких кредитивных (в нынешней дипломатии — аккредитационных) грамот к хану. Но подкуп, крупные подарки легко разрешили все вопросы. Майор-барон — консул? Да просто французский разведчик! Какие могут быть сомнения?!

Предвидя, насколько опасным будет для русских этот француз, Панин предложил Обрескову принять меры к тому, чтобы добиться от Порты высылки Тота. Сделать это российскому резиденту не удалось.

Международная обстановка все больше накалялась. В декабре 1767 года хан прислал в Константинополь агентурные данные о подготовке России к войне с Турцией. Обосновывал он это тем, что русские, мол, захватывают польские области. На самом же деле речь шла о территориях, на которых давным-давно находились русские войска.

Получив информацию хана, Рейс-эфенди потребовал от Обрескова обещания, что войска будут выведены после окончания сейма. Обресков, по его словам, не усмотрев в том требовании ничего несправедливого, согласился. Панин впоследствии писан Репнину, что считает этот шаг Обрескова ошибочным. Нам, с позиций сегодняшнего дня, трудно судить, прав или не прав был российский представитель в Турции. Но надо думать, что, если бы у талантливейшего Обрескова был другой выход из практически тупикового положения, он бы его нашел! Но дело шло к войне, и вряд ли можно было победить в такой большой игре только дипломатическими средствами.