Российская полиция в мундире - [33]
Городовые в губернских и уездных городах по облику мало отличались от столичных. Только пуговицы, значки на головных уборах и бляхи у них были медными, а не посеребренными.[95]
Помимо городовых, приписанных к определённому участку и несущих постовую службу, существовал так называемый полицейский резерв, непосредственно подчинявшийся градоначальнику или полицмейстеру. Резерв выводился на улицу в экстраординарных случаях - забастовки, демонстрации, революционные выступления, проезды царя, членов царской фамилии или иностранных монархов. Городовые, принадлежавшие к полицейскому резерву, носили такую же форму, как обычные городовые, но без нагрудных блях.
Существовали также соединения конных городовых, именовавшиеся конно-полицейской стражей.
Конно-полицейская стража имелась только в столицах и крупных губернских городах. Подчинялась она градоначальнику (там, где он был) или губернским полицмейстерам. Эта стража применялась как ударная сила при разгоне демонстраций, забастовщиков, выставлялась при царских проездах вдоль улиц, а также осуществляла патрульную службу (обычно конные городовые при патрулировании ездили по четверо или по двое).
Форма конно-полицейской стражи соединяла в себе элементы полицейской и драгунской форм: как у полицейских, чёрного цвета обмундирование, погоны, петлицы, значки на фуражках и шапках; крой же мундиров, с шестью пуговицами сзади, вооружение, фасон зимних шапок и сапоги со шпорами - как у драгун.
Офицерский состав конно-полицейской стражи носил шинели, кителя, схожие по крою с формой армейских офицеров, серо-синие брюки с красным кантом, напоминавшие форму кавалеристов, фуражки с подбородочным ремнём, зимние шапки-"драгунки" из чёрного каракуля. Спереди на шапках имелся клиновидный вырез, в который вставлялась кокарда, а в парадных случаях -чёрный султан из конского волоса. Донце шапки - чёрного цвета, с узким серебряным галуном крест-накрест и по обводу. Галун сзади кончался петлёй. Парадный мундир офицера был двубортным, общеармейского образца, с застёжкой на пуговицу. Цвет, канты, шитьё формы такие же, как у обычной полиции.
Офицеры конной полиции носили кавалерийские шашки более изогнутые, чем пехотные, с кавалерийским темляком, оканчивающимся кистью. Револьверы, револьверные шнуры и пояса были такими же, как у обычных полицейских офицеров. Седловка и оголовье лошадей - общекавалерийского образца. Вольтрапы (суконные подстилки под седло, надеваемые на войлочный потник) были чёрные, с широкой красной полосой по краю.
Конные городовые (рядовой и унтер-офицерский состав) носили такие же фуражки, как обычные городовые, но с подбородочными ремнями. Зимние шапки-"драгунки" - такие же, как у офицеров, но с красным кантом вместо галуна, и не из каракуля, а из мерлушки.
Рядовые конной полиции были вооружены драгунскими шашками с гнёздами для штыка на ножнах и револьвером, висевшем справа на поясе в чёрной кобуре рукояткой вперёд. К револьверу был прикреплен красный шерстяной шнур. Укороченные драгунские винтовки конная полиция носила за спиной, перекинув ремень через левое плечо,[96] но носили их редко.
Особое место в полицейском аппарате России начала XX в. занимала речная полиция. Речная полиция была создана в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и некоторых других городах. Она несла наружную охрану мостов и набережных, а также выполняла спасательные функции.
Личный состав речной полиции комплектовался из матросов и морских унтер-офицеров сверхсрочной службы. Офицеры в основном были из бывших морских офицеров, по тем или иным причинам оставивших службу на флоте.
В начале XX в. штат Санкт-Петербургской полиции составляли: Управляющий речной полицией; 4 старших помощника; 1 инженер-механик; 1 корабельный инженер и 1 письмоводитель. В числе нижних чинов - 20 старших и 75 младших городовых и 1 машинист. На время навигации состав Речной полиции усиливался нижними чинами - 88-ю младшими городовыми, 1 машинистом, 5 рулевыми, 5 кочегарами и 5 матросами, так что число всех нижних чинов в навигационное время доходило до 304 человек. Кроме того, с 1 июля 1902 г. добавилось 28 портовых стражников, состоящих в распоряжении речной полиции.
Судовые средства речной полиции составляли два парохода «Санкт-Петербург» и «Бодрый»; 8 катеров; одна паровая шлюпка - «Прилив», два гребных спасательных вельбота и 33 гребных шлюпки и кроме того, в распоряжении Речной полиции находились три дистанционных пристани и один эллинг при Петровской брандвахте с ремонтной мастерской.
Форменное обмундирование чинов речной полиции напоминало морское.
Так фуражка и шинель были у речных полицейских такими же, как у сухопутных городовых, но речные городовые носили брюки поверх сапог, как матросы. Летом они носили белые хлопчатобумажные кителя морского фасона из рогожки, при белом кителе на фуражку натягивался белый чехол. Зимой - синие суконные кителя и бушлаты флотского образца. Вместо шашки у них был тяжелый тесак с медной рукоятью. С другого бока на поясе речного полицейского висел револьвер в черной кобуре. Ремень был черный, затяжной на одну шпильку; пуговицы посеребренные; на нагрудной бляхе - надпись: "СПБ речная полиция и личный номер городового.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.