Россия загробная - [36]

Конечно, он в кратчайший срок разработал и представил в Госдуму "Закон об использовании недр и природных богатств загробного мира" и "Закон об охране жизни граждан в условиях отсутствия смерти", но эти законы, принятые Думой в четверть часа сразу в трех чтениях, запоздали и уже не могли остановить чего-то страшного и огромного, что надвигалось на него и на его страну то ли из загробного мира, то ли из близкого будущего. А может загробный мир и есть близкое будущее. Это надвижение катастрофы он с такой мучительной тоской чувствовал сейчас, в ночной час, понуро сидя в одиночестве перед чашкой полуостывшего и сильно разбавленного молоком чая. И посоветовать никто ничего не мог. Наука — исключая приятного взлохмаченного косоглазика в Протвино — отказывалась говорить на этот счет что-либо определенное, Академия Наук снабжала его коллективными кляузами академиков, утверждавшими, что Вермонт шарлатан, а вся шумиха вокруг смерти есть лженаука, которую следует запретить. Но как объяснить явление Чебутыкина, они не знали. Что-то назревало и набухало в самой плоти текущего времени, и президент терялся в догадках: чего ожидать? из-за какого угла? какая дубина ударит? и когда именно? Это ожидание неизбежного и обязательно страшного иссушало и ужасно выматывало его душу.

В длинной сумрачной комнате за длинным черным столом сидел маленький бледный человек с залысинами. Он мелкими глотками, устало и как-то по старчески прихлебывал чай. От стабильности, которой он так гордился, оставалась пустая оболочка. Люди, заходя к нему в кабинет, по-прежнему имели испуганно-подобострастное выражение на лицах, они по-прежнему докладывали ему, читая по бумажке искусно подобранные факты и подтасованные цифры и с облегчением выходили из кабинета, когда он кивком отпускал их — но все это был театр, в котором актеры продолжали играть за деньги и по привычке. А за стенами кремлевского театра начиналось какое-то серьезное движение, которого он очень боялся. Бурлак больше не ездил в администрацию президента и не советовался по поводу каждого своего чиха, а вел игру с возвращением Ленина с того света. Игра на первый взгляд казалась дурацкой шуткой коммунистов, а на второй весьма опасной для стабильности и вертикали затеей. Трепаковский мчался на особом поезде по России к Тихому океану, на каждой остановке возвещая поход нищих и русских за справедливое распределение смерти, и президент предчувствовал, что крикливый фигляр, сорвавшись с веревочки, теперь выкинет какой-нибудь такой фортель, который перепутает все его карты. Что он задумал? Неужели, доехав до краев страны, въедет на поезде в океан и по вскипающей соленой воде помчится дальше, оглашая мир воплями о суверенитете бессмертной России? Или оттуда, с крайней точки страны, тронется в обратный путь на Москву, собирая под свои синие знамена толпы бедных, нищих, диких, грубых, злых и раздраженных соотечественников? Президент и к такому варианту был готов — он перевел внутренние войска на состояние постоянной боеготовности. Но вот вопрос, что смогут сделать внутренние войска в условиях отсутствия смерти?

Президент еще подлил молока. В казенном доме, где проживало первое лицо, было тихо и пусто. Нелепого морковного цвета диван и черные стулья с высокими спинками казались уродами. Маленький лысеющий человек с редкими светлыми волосами и длинным ртом, склонив голову над чашкой, думал обо всем сразу. Он думал о русских, татарах, башкирах, эвенках, чеченцах, о малых городах и малых народах, о проблемах столиц, о беде провинциальных городов, о фальшивой водке, которая снова была в ходу у лишившихся своего последнего страха алкоголиков, а еще он думал о мигрантах, приток которых из загробного мира грозил осложнить и без того непростое положение в стране. Как с ними быть, с толпами людей, которые со дня на день повалят из того мира в этот? Ввести регистрацию? Выдавать паспорта? Платить ли им пенсию? Но пенсионный фонд и без того трещал по швам… И вообще должны ли вернувшиеся с того света люди иметь такие же права, как и те, кто туда не уходил? Право выбирать и быть избранным? От мысли о том, что в Думе появятся депутаты-покойники в черных гробовых костюмах и с застывшими улыбками, ему стало не по себе.

Он продержался двенадцать лет, он сжал Россию так, что она больше не разбегалась в стороны, он заставил ее не брыкаться и идти в будущее ровным размеренным шагом, но теперь он чувствовал всеми своими напряженными нервами, что почва под ногами колеблется и скоро грянет удар. Он так этого боялся и не хотел. "Нервы! — с укором и досадой сказал президент сам себе, делая еще один маленький глоток невкусной пресной жидкости. Он уже давно не употреблял сахар в целях укрепления здоровья. Это был уже и не чай и не молоко, а остывшая бурда. "Государственный деятель не должен распускаться!"

Глава седьмая

1.

В Академии наук после трагической и преждевременной смерти директора института физических исследований в Протвино Лоренц-Валиулина развернулась настоящая война. На место директора претендовали шесть академиков и два члена-корреспондента. Все понимали, что это не просто место директора большого и значительного института; речь шла о принципиально новой науке загробоведении, которой в ближайшие годы предстояло определять все развитие человечества. Инвестиции в исследования загробного мира должны были составить двадцать процентов от ВВП. Отменялся как совершенно ненужный Космос, сводились на нет работы в области нанотехнологий, переводились на частные гранты работы в области удлинения сроков жизни. Все госфинансирование бросалось теперь сюда, и только сюда. Маленький и тихий городок Протвино на берегу Оки становился центром мира.