Россия за Сталина! 60 лет без Вождя - [60]

то, как уже было сказано, война почти наверняка закончилась бы для России успешно, и государственная граница между Польшей и СССР уже тогда прошла бы по линии Керзона.

Это было бы, по вполне понятным соображениям, выгодно и полезно для России сразу, в реальном масштабе времени, и выгодно со всех точек зрения – политической, социальной, экономической, военной, культурной…

Но в обозримой исторической перспективе выигрыш России был бы еще более мощным и крайне судьбоносным.

Что означала бы поведенная по сталинскому плану и выигранная, а не проигранная война с Польшей?

А прежде всего то, что в политическом словаре 20–30-х годов не появились бы понятия «восточные кресы», «Западная Украина», «Западная Белоруссия»… А это, в свою очередь, означало бы, что Советскому Союзу не надо было бы, например, дважды укреплять границу – строить вначале «старую», а затем – «новую» линию укрепленных районов.

«Старая» (в понимании 1940 года) линия укреплений уже в 20-е годы прошла бы там, где в 1940 году начали строить «новую».

Совершенно иначе выстраивались бы отношения с намного более уязвимой Польшей. А главное – совершенно иначе, без вынужденных уступок и компромиссов, можно было бы выстраивать в конце 30-х годов отношения с Германией.

Немцам – при заносчивой и неуступчивой политике Польши – все равно пришлось бы как-то решать проблему Данцига, «Польского коридора» и т. д. (об этом предупреждал еще Ллойд Джордж в 1919 году!). Но при отсутствии нашей заинтересованности в возвращении в состав России западноукраинских и западнобелорусских земель, уже входивших бы в ее состав, у Сталина имелась бы намного большая свобода рук.

Скорее всего, Сталин все равно пошел бы на пакт с Германией – его заключение было для СССР необходимым и логичным объективно. Но позиция немцев при отсутствии серьезных «козырей» выглядела бы намного более слабой, и уступки с их стороны – еще более значительными.

При этом СССР был бы избавлен от вообще любых военных действий, от необходимости ввода войск на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, от косвенных упреков в якобы участии в «агрессии Гитлера» и т. д.

Вот какую возможную перспективу закладывала позиция Сталина.

Жаль, не удалось!

Троцкие, склянские, тухачевские, смилги и т. д. помешали…

ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, война закончилась, и Сталин от военных дел окончательно перешел к делам общеполитическим и государственным.

Конец 1920 года для него – это работа над запиской о создании боевых резервов Республики, над совершенствованием Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, это участие в заседаниях Совнаркома и Политбюро.

16 октября он выезжает на Северный Кавказ и в Азербайджан.

Ростов-на-Дону…

Владикавказ…

Баку…

Участие в съездах народов Дагестана и народов Терской области…

В конце ноября 1920 года Сталин возвращается в Москву и принимает участие в подготовке VIII Всероссийского съезда Советов. С начала же 1921 года он надолго «оседает» в Москве, лишь с конца мая 1921 года по начало августа выехав в Нальчик на отдых.

Впрочем, более-менее полноценно он отдыхал и лечился всего месяц, а потом выехал в Тифлис и так включился в работу Кавказского бюро ЦК, что Ленин особой телеграммой запросил Орджоникидзе, почему Сталина оторвали от отдыха.

«Отдыхал» Сталин с перерывами до 8 августа, когда выехал из Нальчика в Москву, чтобы почти не выезжать из столицы, занимаясь сразу всем.

У меня нет сомнений в том, что уже после советско-польской войны, когда Ленин убедился в выдающейся трезвости мысли Сталина, авторитет Сталина у Ленина, и до этого немалый, быстро увеличивался.

Быстро рос авторитет Сталина и в партии – партия большевиков была в то время партией сражающейся, и большевики фронта, вернувшиеся в мирную жизнь из огня Гражданской войны, уже знали подлинную цену «товарищу Сталину».

Да и в тылу Сталина уже знали как человека дела, а если и слова – то надежного, крепкого слова. На VIII съезде партии, который прошел в Москве с 18 по 23 марта 1919 года, в самый разгар Гражданской войны, Сталин получил при выборах ЦК второе после Ленина число голосов. Почти столько же получил и «любимец партии» Бухарин, но он никогда выше положения «любимца» не поднимался, а в Сталине все более видели вождя .

В высшем кругу РКП (б) положение Сталина было менее признанно, и тут явно сыграло свою роль то, что Сталин, находясь с 1913 по 1917 год в далекой ссылке, выпал из активной партийной работы, а послеоктябрьская партийная верхушка состояла во многом из тех, кто находился до февраля 1917 года в эмиграции и, естественно, поддерживал с Лениным и друг с другом прямые связи – вплоть до общей эмигрантской жизни. Это, конечно, на первых послеоктябрьских порах играло свою роль – от житейской жизни ведь никуда не уйти даже политикам.

Но в стране начинал формироваться и второй руководящий слой, который не имел большого влияния до событий 1917 года, но который хорошо проявлял себя в деле уже не революционной, а государственной работы. И вот для этого слоя Сталин – как человек конкретного дела и верных конкретных деловых решений – был ближе.

То, что это так, показали уже ближайшие годы – первые годы мирной советской власти.