Россия во тьме - [20]

Настораживали две вещи. Первая — боеприпасов было столько, сколько ни на одном стрельбище до этого он не видел. Хочешь, бери хоть сто, хоть двести, хоть пятьсот патронов. Второе — как ему показалось офицер, выдававший патроны, не записал расход в журнал.

Настораживающе.

Потом — со стрельбища их по одному начали дергать к психологу.

* * *

— Иногда мне в голову приходят такие нехорошие мысли, что лучше о. них никому не рассказывать.

— Запоры у меня бывают редко (или не бывают совсем).

— Временами у меня бывают приступы смеха или плача, с которыми я никак не могу справиться.

— Бывают случаи, что я не сдерживаю своих обещаний.

— У меня часто болит голова.

— Иногда я говорю неправду.

— Раз в неделю или чаще я безо всякой видимой причины ощущаю жар во всем теле.

— Бывало, что я говорил о вещах, в которых не разбираюсь.

— Бывает, что я сержусь.

— Теперь мне трудно надеяться на то, что я чего-нибудь добьюсь в жизни.

— Бывает, что я откладываю на завтра то, что нужно сделать сегодня.

Этот бред — на самом деле был опросником из восьмидесяти четырех вопросов, разработанным Ленинградской военно-медицинской академией и направлен на выявление уровня стрессоустойчивости. Понятно, что для бывшего военного, ставшего сотрудником УГРО — такой тест так… семечки.

Потом он попал в руки «психологини» — была у них такая в Ираке, драли её все кому не лень и у кого доллары были. Там он провел ещё час, после чего — его вызвали на собеседование. А вот там было уже серьезно…

* * *

Любой хороший опер, настоящий, а не тот кто по мохнатой лапе в органы пришел — он по натуре психолог, людей должен уметь раскалывать мгновенно, на-раз. Ошибка — может стоит пера под ребро или пули в живот. Так вот — того, кто с ним проводил собеседование, — капитан определил его как «зверя». И «зверь» был очень опасным.

Милицейская форма, новая, знаки различия полковника МВД[30], но вот табличка с именем была спорота, так что непонятно — его эта форма или нет. Обычный такой дядя, с усами, в очках. Но впечатление от него… очень неприятное на душе. Как будто сидишь рядом с неразорвавшейся гранатой.

Полковник что-то потыкал в своем ноуте, пристально посмотрел на Воробьева.

— … Капитан… Песню знаешь? Никогда ты не станешь майором?

Воробьев — проигнорировал это.

— Как думаешь, про тебя песня? Про тебя. Тебе сколько званий вышло? Одно. А почему? А потому, что после Ирака — все как прокаженные, кто там был. Для любой власти. И потому лучшее, что может сделать власть — любая, заметь, власть — это по-тихомсгнобить нас. Кто сопьется, кто застрелится.

Капитан снова не ответил. Он был опытным опером и понимал: при встрече с более сильным противником лучше молчать. Кто говорит — тот поневоле подставляется, раскрывает себя. Так что лучше молчать.

— Молчишь, капитан? Молчишь. Это правильно.

…

— Чтобы тебе ничего не думалось…

Полковник достал из портмоне (не из ящика стола, заметьте) и перебросил капитану фотографию небольшого формата. Капитан посмотрел, не прикасаясь.

Все правильно. Стена и три человека с оружием. Стена — это та самая стена, в Зеленой зоне Багдада. Один из тех, кто с оружием — полковник. ещё один — Багров, тогда старший советник, сейчас — первый зам министра МВД, командующий Внутренними войсками. Третьего — он никогда не видел.

— И что?

— Да ничего. Это чтобы тебе не думалось лишнего. Я, между прочим, сейчас на службе.

— Это что за служба, товарищ полковник?

— Обычная. Мы должны сделать всё, чтобы навести порядок.

— Где?

— В стране.

— Масштабно.

Лицо полковника вдруг исказилось злобой.

— А ты что, думал — эти наведут? А ты будешь отсиживаться? Нет. Хрен! Не выйдет так!

Капитан покачал головой.

— Вы мне собственно, что предлагаете, товарищ полковник?

— Что… в министерстве создается внутренняя спецслужба. Ты — один из кандидатов в ее состав.

— То есть — спецслужба?

— То и есть. Соображать надо. В стране беспредел. Олигархи создают вооруженные дружины. Воры в законе усилились до того что стали представлять опасность для государства, спелись с определенными… партиями. Кто-то должен это прекратить?

…

— Должен. Вот мы и прекратим.

Капитан думал. То о чем идет речь — известно с 90-х, в народе это называлось (и называется) Белая стрела. Тайная организация спецслужб, которая выносит противоправные приговоры тем, кого нельзя отправить в тюрьму законным способом и приводит их в исполнение. Тогда об этом много говорили, слухи подогревало то, что многие из братков — в те времена погибли от высокопрофессиональных убийств — снайпер, управляемая мина. Но капитан Воробьев был в системе и прекрасно понимал, что никакой Белой стрелы в ней нет и быть не может. Чтобы это понимать, достаточно видеть и понимать мотивацию тех людей, которые шли в органы в 90-е и нулевые. Не фанатики службы и закона, отнюдь нет. Зато он знал и о том, что такое «красная крыша». В конце 90-х, после нескольких лет беспредела — кое-кто из офицеров милиции вдруг осознал что «снимать бабло» с бизнесменов он способен ничуть не хуже чем мутноглазая рекетирская братва. У них и возможностей больше — оружие законное, дисциплина, врагов они могут не пристрелить, а вполне легально отправить на зону, тем более что к тому времени невиновных не было. Вот такие вот люди и начинали доить бизнеров, вовлекали в свои схемы всё больше и больше сослуживцев, коллег. Так образовывалась «красная крыша» в противовес уголовной «чёрной». За многие регионы шла настоящая война между милицией и рекетирами — вот отсюда и взялись слухи про Белую стрелу. Как говорится — Федот, да не тот. Не исключено что и этот полковник — формирует под себя очередную группировку в составе МВД. Против этого говорило только то, что так никто не делает. Людей чаще всего вербуют по одному, в собственном отделе, перед этим присматриваются. Пытаются замазать на чём-то: если человек виноват, он уже не может пойти в УСБ и что-то рассказать