Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра - [13]

В общественной психологии ненависть к иностранным временщикам и симпатии к Елизавете тесно переплетались. Как сообщал цесарский посол Линар, господство немцев надоело народу, поэтому «в мыслях его… цесаревна Елизавета — дочь императора Петра и, следовательно, женщина русская». Дело Феофилакта Лопатинского 1735 г. подтверждает наблюдение Динара. Так, один из подследственных — И. Самгин, рассказывая товарищам о том, как иноземцы несправедливо обидели вдову А. А. Матвеева, сподвижника Петра I, при рассмотрении в Сенате спорного поместного дела и ей «в том турбацию учинили — хотят отнять у нее четвертую часть поместья», резюмировал: «Вот наши министры и прочие господа мимо достойной наследницы государыни цесаревны избрали на престол российской эту государыню императрицу (Анну Ивановну. — Е. А.), чая, что при ней не будут иноземцы иметь больщину, а цесаревну мимо обошли… Но бог за презрение достойного наследника сделал над нашими господами так, что только на головах их не ездят иноземцы»⁴⁴.

В гвардейской среде, особенно среди низов гвардии, идеализация Петра и Елизаветы, как и недовольство иноземцами, приобрела массовый характер. Деградация власти проходила буквально на виду у гвардейцев. Ничтожность Брауншвейгской фамилии как бы подчеркивала в их глазах величие облика Петра. И здесь нет преувеличения. Списки лейб-кампании Елизаветы показывают, что из 308 лейб-кампанцев 101 человек, или почти треть, начал свою службу при Петре, а 57 человек даже прошли школу Северной войны, войн с турками и персами. Ко времени переворота этим людям было минимум 45–50 лет — возраст по понятиям XVIII в. почтенный. Можно представить, как седоусые ветераны рассказывали своим слушателям о годах, проведенных в походах рядом с великим императором, о Елизавете, выраставшей на их глазах. Списки позволяют с уверенностью говорить о том, что у петровских ветеранов были благодарные слушатели: 120 лейб-кампанцев — это «зеленая молодежь», записанная в гвардию в 1737–1741 гг. Данные о социальном происхождении этой молодежи свидетельствуют, что большинство из них (73 человека) — крестьяне. Они составляли больше половины общего числа выходцев из крестьян, находившихся в лейб-кампании.

Это наблюдение говорит о том, что к концу царствования Анны Ивановны Бирон практически начал обновление гвардии. В первую (!), самую привилегированную роту Преображенского полка были зачислены даже не солдаты из армейских полков, а рекруты, в основном крестьяне. Не приходится сомневаться, что сочетание петровских ветеранов и ведомой ими необстрелянной деревенской молодежи (всего и тех и других было 221 человек, или 71,7 % общего числа лейб-кампанцев) и стало горючим материалом переворота 25 ноября 1741 г. Примечательно, что сведения о грамотности в именных списках лейб-кампанцев показывают, что крестьяне, попавшие в гвардию в 1737–1741 гг., были почти сплошь неграмотные: из 73 человек читать и писать умели лишь четверо. У остальных лейб-кампанцев положение было много лучше — грамотными были 30 % общего числа учтенных.

Следует отметить, что и сама Елизавета много сделала для роста своей популярности в гвардейской среде. Будучи удалена от двора Анны Ивановны, Елизавета водила компанию с гвардейцами, казармы которых находились неподалеку от ее Летнего дворца, привлекая их красотой, обходительностью, веселостью, истинно петровской простотой обращения. В ее происхождении, поведении, внешности было много черт, симпатичных для солдат и столичных низов, и во мнении довольно широких слоев петербургского населения она заметно выигрывала в сравнении с грубой, надменной и полностью подчинившейся Бирону Анной Ивановной. Дело Лопатинского содержит на этот счет любопытное свидетельство. Иеромонах Кучин говорил своему товарищу Зворыкину: «…как от кого не послышишь, государыня цесаревна любезна, и многие очень сожалеют (о ее нереализованных правах на престол. — Е. А.), как-де и ты от многих слышал». Зворыкин это подтвердил и сказал: «И мне-де, батюшка, жаль государыни цесаревны, как мимо нея эту государыню (Анну Ивановну. — Е. А.) избрали, так жаль было, что едва не плакал… очень мне она кажется взором любезна, какова-то будет эта государыня?» Самгин, присутствовавший при разговоре, в ответ сказал об Анне Ивановне: «Эта государыня груба лицем»⁴⁵.

Анализ именных списков лейб-кампании не должен, однако, вводить нас в заблуждение относительно социального состава гвардии в целом; она, конечно, состояла в основном из дворян, в том числе и знатных. Но знать осталась безучастной к заговору и перевороту, и Елизавету поддерживали гвардейские низы, потому что они были ближе к широким слоям столичного населения, где патриотические настроения преобладали. Верхи же гвардии — «золотая молодежь» того времени — были теснее связаны с дворянством и разделяли его несколько пренебрежительное отношение к Елизавете. Сословный дух принадлежности к дворянству был сильнее корпоративного духа гвардии, что и неудивительно, ибо служба в гвардии рассматривалась как одна из почетно-принудительных обязанностей господствующего класса. Этим и объясняется незначительное число дворян в лейб-кампании, отсутствие в ней представителей знатных фамилий и вообще отсутствие среди заговорщиков офицеров, которые могли бы быть организаторами переворота.