Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - [399]
В ответ на большевистский декрет о печати, предусматривающий закрытие «буржуазных» газет, 26 ноября 1917 г. Союз русских писателей выпустил однодневную «Газету-протест». В числе ее авторов были представители самых различных литературно-творческих и общественно-политических групп — В. Короленко, 3. Гиппиус, Д. Мережковский, Е. Замятин, Ф. Сологуб, В. Засулич, А. Потресов, П. Сорокин, М. Неведомский и другие. Названия статей говорили сами за себя: «Слова не убить», «Осквернение идеала», «Красная стена», «Слуги дьявола», «Насильникам», «Протест против насилий над печатью» и т. п. Но это скорее походило на чисто ритуальную акцию, нежели на готовность противостоять «узурпаторам».
Гиппиус и Мережковский просили «свести с Луначарским, — писал К. Чуковский. — Вот люди! Ругали меня на всех перекрестках за мой якобы большевизм, а сами только и ждут, как к большевизму примазаться». Эта литературно-супружеская пара хотела не только избежать «уплотнения», но и всерьез надеялась на кинопостановку «Павла» и «Александра» Мережковского. «Уверен, что чуть только дело большевиков прогорит -Мережк<овские> первые будут клеветать на меня», — вздыхал Чуковский>{3035}. Между прочим, Луначарский сразу же оброс своего рода свитой, среди которой особенно заметна была Л.М. Рейснер, которая видела свою миссию в том, чтобы не допускать до наркома «всех, кто влезет из жадных до пирога»>{3036}.
Граф В.П. Зубов стал вхож к нему в связи со своей деятельностью по сохранению от разгрома Гатчинского дворца. Благодаря этим контактам граф приобрел репутацию «коммуниста»>{3037}.
Возможно, сближению части старой интеллигенции с новыми правителями способствовало то, что «театры и театральные люди были у новой власти в некотором фаворе». Ф.И. Шаляпин считал, что большевики надеялись использовать людей творчества в целях собственной пропаганды. Вероятно, сказывалось и желание большевиков предстать «цивилизованной» властью. «…С такими революционерами как-то и жить приятнее: если он и засадит тебя в тюрьму, то по крайней мере у решетки весело пожмет руку…» — считал Шаляпин>{3038}.
Иные деятели культуры и науки «оправдывали» большевиков, заявляя, что вся старая Россия своими грехами заслужила «здоровую встряску», что их диктатура лучше буржуазной диктатуры «аршинников». В таком духе высказывались, к примеру, и поэт В.Ф. Ходасевич, и черносотенец профессор Б.В. Никольский>{3039}. Другие считали, что «в любом случае обязаны оставаться в распоряжении новой власти ради спасения ценностей высшего порядка»>{3040}. В конце января 1918 г. А. Бенуа признавался, что, сотрудничая с новой властью, он надеялся не только предотвратить разграбление культурного наследия, но отвести угрозу квартирного «уплотнения». Несмотря «на все ужасы, связанные с “большевистским опытом”», его симпатии оставались на стороне людей, пришедших к власти. Он объяснял это тем, что «старый строй действительно обречен на полное исчезновение»; и потому теперь воспоминания о «всей “упадочнической душе” этого отжившего мира» вызывают такую тошноту, что он «готов принести какие угодно жертвы, только бы не возвращаться в это болото». Последние «вспышки его монархизма» гасли, несмотря на «весь нелепый деспотизм большевизма, всю безнадежную бестолковость его представителей»>{3041}.
Порой обращение интеллигенции в «сторонников» новой власти происходило словно само собой. После Октября «лозунг “грабь награбленное”… продолжал действовать, к большому смущению правительства»>{3042}.
Всевозможные «общественные организации» торопились «обобществить» собственность «помещиков и буржуазии». Так, в январе 1918 г. окрестные крестьяне решили отобрать землю и инвентарь у Воронежского сельскохозяйственного института. Хотя его сотрудники были настроены отнюдь не большевистски, они все же обратились с жалобой в местный ВРК. Результат превзошел все ожидания: власти не только решили этот спор в пользу аграрников, но и погасили задолженность по зарплате и предложили ученым избрать своих представителей в губернский отдел народного образования. Ученые, среди которых был и широко известный позднее историк-аграрник П.Н. Першин, поспешили признать Советскую власть>{3043}.
Для многих представителей культуры решающую роль сыграло то, что большевики представляли хоть какую-то, но власть. Даже великие князья ходатайствовали перед Луначарским о сохранении художественных ценностей, находящихся в их дворцах>{3044}. Академики А.П. Карпинский, В.А. Стеклов и С.Ф. Ольденбург, судя по всему, поддались на уговоры Луначарского, обещавшего сохранение университетской автономии>{3045}.
Известный химик ген. В.Н. Ипатьев был убежденным монархистом, а потому не поддержал даже Временное правительство. Но он призывал своих коллег в Химическом комитете не прерывать своей деятельности после Октября, полагая, что военный не может останавливать своей деятельности во время войны. Подобную точку зрения он отстаивал и на заседании Физико-математического отделения Академии наук. По его мнению, интеллигенция не имела права вступать в оппозицию к правительству, стремящемуся восстановить сильную государственность
