Россия (У окна вагона) - [6]

Выправится средняя школа, -- выправится и высшая.

Наше старое студенчество в общей его массе не умело так жадно тянуться к учению, как нынешнее. У нас, поколения декаданса и предгрозовья, было в крови слишком мало энтузиазма и слишком много скепсиса, чтобы верить в знание без оглядки и упиваться им безраздельно. Мы относились к истинам, нам преподававшимся, спокойнее, как к чему-то обыкновенному, будничному, лежащему в порядке вещей. Недаром и стих народного поэта насчет "сеяния разумного, доброго, вечного" мы не умели произносить иначе, как с полубрезгливой иронией. Мы ценили университет, любили его, но ведь он никогда не был для нас запретным плодом. Он был для нас чем-то вроде наследственного имущества.

Не то теперешняя университетская молодежь. В ней есть какой-то праздничный пафос знания, преклонение перед знанием. Она верует в силу науки, в непреложность научных истин со всею свежестью девственной натуры. Подобно тому, как человек, впервые пришедший на пышный пир, предается веселью тем непосредственнее и самозабвеннее, чем новее для него соответствующие впечатления, -- так и социально новая молодежь исполнена священного благоговения перед пиршеством строгой науки. Вместе с тем, всем существом своим она ощущает, что "в знании -- сила". Для нее "учеба" -- категорический императив. "Грызть гранит науки молодыми зубами" -- это не только долг: это и наслаждение, и потребность, это "зов природы", это боевое знамя, это подвиг. Но самый образ -- "гранит" и "зубы" -- не случаен: легко ли грызть гранит зубами, хотя-б и "молодыми"?

По всей стране разливается сознание необходимости просвещения. Вплоть до последнего захолустья, последней деревушки. Массы поняли реально, на опыте, что темнота и впрямь большой порок. Жизнь заставила их это понять. Тут одна из огромных и бесспорных "заслуг" революции, невольная, как большинство ее заслуг.

Говорят много о всеобщем обучении. Нельзя сомневаться, что оно будет осуществлено, и сравнительно скоро. Трудно провести реформы в атмосфере массового несочувствия или массовой пассивности. Но когда реформа назрела, когда к ней тянутся снизу и стремятся сверху, -- ее воплощение предрешено и успех обеспечен. Уже и сейчас государственную школу дополняют миллионы самостоятельных индивидуальных усилий. Нередки случаи, когда деревня по своей инициативе приглашает из города интеллигентного человека учить ребят; впрочем, это явление наблюдалось чаще в предшествующие годы, когда внешние условия парализовали работу народной школы. Теперь эти условия постепенно изживаются.

Конечно, и поныне очень еще бьет нищета, и часто подчеркнуто мрачны доклады Наркомпроса. Но только Фомы неверные способны на этом основании отрицать наличие благих симптомов и отрадных перспектив.

Если население тянется к школе, то и новая школа, с своей стороны, ставит себе задачею ближе подойти к запросам, интересам, потребностям населения. Школа "американизируется", реформируется, отражая на себе изменения жизненных условий. "Связь школы с жизнью", -- лозунг современной русской педагогической мысли. Лозунг этот уместен и плодотворен. На путях его осуществления первое время встречаются шероховатости. Но в конечном счете он сделает свое дело.

За границею часто говорили и говорят о всесторонней "развращенности" детей и юношества в России. Сама советская пресса в этом отношении дает благодарный материал: достаточно вспомнить хотя бы так нашумевшую повсюду смидовичевскую статью "о любви" среди партийной молодежи.

Конечно, есть о чем тревожиться и есть над чем поработать. Дурного и печального много. Переходное время сказывается. Старые скрепы разрушены. Новые еще только создаются.

Но все же, как видно, -- создаются. И это главное. Элементы развала идут на убыль и в психике, как в экономике. Недаром "формальные навыки" (в специальном смысле слова) -- в порядке дня современной школьной жизни. Но можно сказать, что формальные навыки -вообще в порядке дня. Дисциплинированность, выдержка, жизненный такт, уважение к себе и другим, -- словом, элементарные условия здоровой социальной жизни -- заметно усваиваются новой нашей молодежью. И в то же время она активна, инициативна, самостоятельна. Приходилось подчас прямо любоваться ею, посещая школы (напр., колонию школы имени Радищева под Москвою). Новый тип русского человека. Новая интеллигенция. Пусть в ее облике есть некоторые чуждые нам черты, -даже и взгрустнув втихомолку сердцем, поймем разумом их необходимость. Поймем, что проблема "отцов и детей" в такие переломные дни, как нынешние, объективно не может не обостриться. Наиболее чувствительным из нас предоставим утешаться, что зато внуки удовлетворят не только разум наш, но и сердце...

Нет, неправда, что советская школа уродует, калечит детей. Не следует переоценивать значения отдельных увлечений, наивностей, даже курьезов. Что же касается основной тенденции, то, конечно, нельзя не констатировать значительного укрепления связи между государством и школой. Самодержавию и не снилось осуществленное теперь огосударствление школы. Думается, в значительной мере своей оно сохранится надолго. Не нужно чересчур удручаться безвкусицей всех этих "стенгазет" и "красных уголков", памятуя их служебный, прагматический смысл. Еще менее следует опасаться за "русскую культуру", недостаточно культивируемую современным государством: русская культура все равно свое возьмет и уже берет. Необходимо лишь и русскую культуру воспринимать и осознавать "диалектически". Она не "магазин сделанных вещей", которые можно разбить палкой, а процесс непрерывного творчества и непрестанной самокритики.