Россия: точка 2010, образ будущего и путь к нему - [4]
Хозяйственная система — часть национальной культуры. Устойчивость хозяйственной системы есть условие сохранения народа, а ее изменчивость («подвижность») есть условие адаптации народа к изменяющейся внешней среде. Любая реформа хозяйства должна соблюдать баланс между устойчивостью и подвижностью. В 90-е годы этот баланс был резко нарушен, что привело к ослаблению или разрушению многих механизмов, сплачивающих население России в народ. Произошел «демонтаж народа», что в данный момент является, вероятно, главным препятствием для преодоления кризиса.
Реформа ослабила, повредила или разорвала практически все типы связей, которые соединяли людей в народы, а народы России — в большую полиэтническую нацию. Здесь мы не рассматриваем всю систему этих связей и механизмы, которые их воспроизводили. Но особое место в повреждении этих механизмов занимает созданная реформой прямая угроза для русских — деиндустриализация.
В социальном плане все народы России несут урон от утраты такого огромного богатства, каким является промышленность страны. Почему же деиндустриализация — это удар именно по русским как народу, по национальной общности? Потому, что за ХХ век образ жизни почти всего русского народа стал индустриальным, то есть присущим индустриальной цивилизации. Даже в деревне почти в каждой семье кто-то был механизатором. Машина с ее особой логикой и особым местом в культуре стала неотъемлемой частью мира русского человека.
Русские стали ядром рабочего класса и инженерного корпуса СССР. На их плечи легла не только главная тяжесть индустриализации, но и технического развития страны. Создание и производство новой техники сформировали тип мышления современных русских, вошли в центральную зону мировоззрения, которое сплачивало русских в народ. Русские по-особому организовали завод, вырастили свой особый культурный тип рабочего и инженера, особый технический стиль.
Разумеется, все народы СССР участвовали в индустриализации страны, а культура индустриализма в разной степени пропитала национальные культуры разных народов, — с этим трудно спорить. Но если в социальном плане осетины или якуты тоже страдают от вытеснения России из индустриальной цивилизации, то это не является столь же разрушительным для ядра их национальной культуры, как у русских. Русские как народ выброшены реформой из их цивилизационной ниши. Это разорвало множество связей между ними, которые были сотканы индустриальной культурой — ее языком, смыслами, образами, поэзией. А назад, в доиндустриальный образ жизни, большой народ вернуться не может.
Из него при таком отступлении могут лишь выделиться небольшие анклавы индустриального уклада, а остаток населения распадется на региональные «племена», которые будут пытаться освоить безмашинный уклад хозяйства и образ жизни. Но народ (а тем более нация) при архаизации сохраниться не может.
При такой национальной катастрофе «угаснет» значительная часть русских, а из остатков возникнут общности с новой, совсем иной культурой, даже если номинально они будут носить звание русских. Утопия «возврата в деревню» в национальном масштабе нереализуема.
Какую часть русского народа деиндустриализация затронула непосредственно? В 1985 г. в РСФСР было 46,7 млн. рабочих. В 2007 г. в промышленности, строительстве, транспорте и связи было 24–25 млн. занятых. Можно приблизительно считать, что за вычетом ИТР и управленцев в России осталось примерно 16 млн. рабочих. Россия утратила две трети своего рабочего класса. Число промышленных рабочих за годы реформы сократилось с 20 до 8,8 млн. (рис. 1–1). Сокращение этого числа продолжается в том же темпе, а молодая смена готовится в ничтожных масштабах (рис. 1–2).
Рис. 1–1. Численность рабочих в промышленности России, млн.
Рис. 1–2. Выпуск квалифицированных рабочих в системе начального профессионального обучения России, тыс.
Мы здесь не говорим о том, что деклассирование является социальным бедствием и означает глубокий регресс для тысяч малых городов, в которых остановлены заводы и фабрики. Ведь в России, в отличие от Запада, промышленность стала в Европейской части, на Урале и в Сибири центром жизнеустройства.
На основании изучения альтернативных программ развития и модернизации российского хозяйства в ХХ веке, исторического опыта реализации разных программ, обсуждения этого опыта в 80-е годы и последующих результатов реформ 90-х годов мы приходим к выводу, что принятая в 1991–1992 годах доктрина преобразования советской хозяйственной системы в «рыночную экономику» содержит фундаментальные ошибки. Попытка воплощения этой доктрины в жизнь неминуемо должна была привести к хозяйственной и социальной катастрофе.
Предупреждения об этом исходили и от советских, и от виднейших западных экономистов. Дж. Гэлбрейт уже в 1990 г. так сказал о планах наших реформаторов: «Говорящие — а многие говорят об этом бойко и даже не задумываясь — о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера. Это то явление, которого у нас на Западе нет, которое мы не стали бы терпеть и которое не могло бы выжить» («Известия», 31 янв. 1990).
