Россия солдатская - [54]

Вагон остановился почти прямо у подъезда большого здания. Вид здания внушал доверие и надежду. Оно, действительно, было похоже на настоящий госпиталь. Просторный вестибюль, кафельный пол, налево и направо какие-то двери, прямо — широкая лестница. Несколько молоденьких сестер и грязно-серая толпа раненых. В тот момент, когда вошел Григорий, на лестнице появилась величественная фигура толстого лысого мужчины в белом халате. Дежурный врач, — понял Григорий, — вышел нас встречать. Григорий протиснулся к самой лестнице. — Величественная фигура медленно спускалась, крепко держась за перила. Не дойдя нескольких ступенек до низу, она остановилась, качнулась вперед, порывисто, сохраняя равновесие, мотнулась назад и на минуту застыла, еще крепче цепляясь правой рукой за перила и подняв левую вверх, как делают опытные ораторы перед началом речи, чтобы восстановить полную тишину в зале. Толпа раненых удивленно и угрюмо смотрела на фигуру.

— Р… ра… раненые, — с трудом произнесла фигура, — ре… ре… — фигура пошатнулась, — ре… регистрироваться.

Рука с толстыми пальцами указала на дверь напротив лестницы.

— Да, ре… регистрироваться!

Фигура повернулась и медленно, спотыкаясь, поползла вверх по лестнице.

Пьян, как стелька, — подумал Григорий не имевший сил возмущаться.

Регистрация происходила в одной из комнат внизу. Прошедшие регистрацию пропускались в следующую комнату, где получали по большому куску черного хлеба с маслом и по куску сахара. После этого можно было подняться по лестнице в палаты. Миша не мог стоять в очереди. Григорию жаль было его оставить и поэтому оба легли в угол на холодный кафельный пол. После тряского вагона было приятно вытянуться и почувствовать, что рана перестала кровоточить. Миша скоро заснул, а Григорий лежал и мечтал о том, что удастся попасть в Москву хоть не надолго, хоть на несколько дней. Писем от Леночки он не получал с Гороховецкого лагеря; никаких сведений о Кате у Леночки тогда не было. Может быть, теперь выяснилось что-нибудь новое. Лежа, Григорий прижимал раненую руку к наружной стене. От стены шел холодок и успокаивал боль. Когда все раненые прошли регистрацию и поднялись наверх, Григорий разбудил Мишу, поднял его на костыли и повел в комнату, где пожилой санитар записывал в большую книгу в черном переплете фамилии раненых, а сестра с неприятными рыскающими глазами проверяла справки с пункта первой помощи. Попробуй попасть к ним в лапы без правильного оформления документов! подумал Григорий, — так вылечат, что век не забудешь.

Хлеб, полученный в следующей комнате, мало обрадовал Григория. Есть почти не хотелось, хотелось спать и вымыться. Вдруг у них там чистые постели с матрацами, подушками и бельем? — думал он, помогая Мише взбираться по лестнице. — Может быть, есть теплая вода? Самое главное избавиться от вшей. Хотя бы их стало немного меньше!

В бывших школьных классах, вместо парт, стояли деревянные топчаны, блестевшие новыми выстругаными досками. Ни намека на белье или вообще какие-нибудь постельные принадлежности. Миша, добравшись до топчана, повалился на него и заснул. Григорий сел было на край своей новой постели, но сделал над собой усилие и пошел искать умывальник. Никто его не спросил, куда и зачем он идет. В полутемной палате не было санитара. Умывальник оказался на лестнице. Большая грязная комната — холодно. Труднее всего было раздеться одной рукой. Рана разболелась. На лбу Григория выступил холодный пот. В мягкой желтоватой фланели рубахи, так обрадовавшей Григория в Гороховецком лагере, копошилось невероятное количество насекомых. Бить их одной рукой было трудно и Григорий около часа просидел на сломанном табурете, прежде чем закончил это отвратительное занятие. Потом Григорий наклонился над грязной облупленной ванной и стал мыться холодной, как лед, водой. После этого, дрожа от холода, он вернулся в палату где один из раненых помог ему одеться. Миша спал вздрагивая и бормоча что-то во сне. Похоже на бред, — подумал Григорий, — а что если у него или у меня начнется заражение крови? Мысль эта испугала Григория. Умрешь чего доброго в тылу из-за халатности советского медицинского персонала!

Григорий стал забываться, когда принесли утреннюю кашу. Это была гречневая каша из концентратов, но хорошо сваренная, а главное теплая. Разносили женщины, мобилизованные для обслуживания госпиталя. Григорий не смог поговорить ни с одной из них потому, что женщины торопились разнести кашу по всем палатам. Миша с трудом проснулся и ел неохотно. Глаза у него были мутные, Мишу лихорадило. Григорий разыскал дежурную сестру и потребовал, чтобы Мишу осмотрел врач.

— Так ведь вас после обеда дальше отправят! — искренне удивилась сестра, выслушав Григория. — Привезут в настоящий госпиталь — там и лечить будут.

— Куда отправят? — оживился Григорий.

Сестра подозрительно посмотрела на него и ответила:

— Приедете, узнаете, а я ничего сказать не могу: сама не знаю.

Лицо у сестры было такое, что на Григория опять повеяло призраком слежки.

Через полчаса доктор все-таки пришел и осмотрел Мишу. Температура у него за это время еще поднялась и начался настоящий бред. Врач молча ушел, а через несколько минут пришли два санитара с носилками и унесли Мишу. Григорий даже не смог проститься с мальчуганом: Миша не пришел в сознание.