Россия распятая - [12]

Леса и села огнищан.

Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров

Народный не уймут костер:

Они уйдут, спасаясь от пожаров,

На дно серебряных озер.

Так, отданная на поток татарам,

Святая Киевская Русь

Ушла с земли, прикрывшись Светлояром…

Но от огня не отрекусь.

Я сам — огонь. Мятеж в моей природе,

Но цепь и грань нужны ему.

Не в первый раз, мечтая о свободе,

Мы строим новую тюрьму.

Да, вне Москвы — вне нашей душной плоти,

Вне воли медного Петра —

Нам нет дорог: нас водит на болоте

Огней бесовская игра.

Святая Русь покрыта Русью грешной,

И нет в тот град путей,

Куда зовет призывный и нездешной

Подводный благовест церквей.

2

Усобицы кромсали Русь ножами.

Скупые дети Калиты

Неправдами, насильем, грабежами

Ее сбирали лоскуты.

В тиши ночей, звездяных и морозных,

Как лютый крестовик-паук,

Москва пряла при Темных и при Грозных

Свой тесный, безысходный круг.

Здесь правил всем изветчик и наушник,

И был свиреп и строг

Московский князь — «постельничий и клюшник

У Господа», — помилуй Бог!

Гнездо бояр, юродивых, смиренниц —

Дворец, тюрьма и монастырь,

Где двадцать лет зарезанный младенец

Чертил круги, как нетопырь.

Ломая кость, вытягивая жилы,

Московский строился престол,

Когда отродье Кошки и Кобылы

Пожарский царствовать привел.

Антихрист — Петр распаренную глыбу

Собрал, стянул и раскачал,

Остриг, обрил и, вздернувши на дыбу,

Наукам книжным обучал.

Империя, оставив нору кротью,

Высиживалась из яиц

Под жаркой коронованною плотью

Своих пяти императриц.

И стала Русь немецкой, чинной, мерзкой.

Штыков сияньем озарен,

В смеси кровей Голштинской с Вюртембергской

Отстаивался русский трон.

И вырвались со свистом из-под трона

Клубящиеся пламена —

На свет из тьмы, на волю из полона —

Стихии, страсти, племена.

Анафем церкви одолев оковы,

Повоскресали из гробов

Мазепы, Разины и Пугачевы —

Страшилища иных веков.

Но и теперь, как в дни былых падений,

Вся омраченная, в крови,

Осталась ты землею исступлений —

Землей, взыскующей любви.

3

Они пройдут — расплавленные годы

Народных бурь и мятежей:

Вчерашний раб, усталый от свободы, —

Возропщет, требуя цепей.

Построит вновь казармы и остроги,

Воздвигнет сломанный престол,

А сам уйдет молчать в свои берлоги,

Работать на полях, как вол.

И, отрезвясь от крови и угара,

Цареву радуясь бичу,

От угольев погасшего пожара

Затеплит ярую свечу.

Молитесь же, терпите же, примите ж

На плечи — крест, на выю — трон.

На дне души гудит подводный Китеж —

Наш неосуществимый сон!

Пламя, в котором мы горим сейчас, — это пламя гражданской войны. Кто они — эти беспощадно борющиеся враги? Пролетарии и буржуи? Но мы знаем, что это только маскарадные псевдонимы, под которыми ничего не скрывается. Каковы же их подлинные имена? Что разделило их? На это я пытался дать ответ в стихотворении:

Гражданская война

Одни восстали из подполий,

Из ссылок, фабрик, рудников,

Отравленные темной волей

И горьким дымом городов.

Другие из рядов военных,

Дворянских разоренных гнезд,

Где проводили на погост

Отцов и братьев убиенных.

В одних доселе не потух

Хмель незапамятных пожаров,

И жив степной, разгульный дух

И Разиных, и Кудеяров.

В других — лишенных всех корней —

Тлетворный дух столицы Невской:

Толстой и Чехов, Достоевский —

Надрыв и смута наших дней.

Одни возносят на плакатах

Свой бред о буржуазном зле,

О светлых пролетариатах,

Мещанском рае на земле…

В других весь цвет, вся гниль Империй,

Всё золото, весь тлен идей,

Блеск всех великих фетишей

И всех научных суеверий.

Одни идут освобождать

Москву и вновь сковать Россию,

Другие, разнуздав стихию,

Хотят весь мир пересоздать.

В тех и в других война вдохнула

Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, —

А вслед героям и вождям

Крадется хищник стаей жадной,

Чтоб мощь России неоглядной

Размыкать и продать врагам!

Сгноить ее пшеницы груды,

Ее бесчестить небеса,

Пожрать богатства, сжечь леса

И высосать моря и руды.

И не смолкает грохот битв

По всем просторам южной степи

Средь золотых великолепий

Конями вытоптанных жнитв.

И там и здесь между рядами

Звучит один и тот же глас:

— «Кто не за нас — тот против нас.

Нет безразличных: правда с нами».

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

Молитва поэта во время гражданской войны может быть только за тех и за других: когда дети единой матери убивают друг друга, надо быть с матерью, а не с одним из братьев.

Первоначальный и основной знак братства — это братство Каина и Авеля. Братоубийство лежит в самой сущности братства и является следствием ревности к Богу, ревности к своей правде. Ведь то, что проявляется войною и ненавистью здесь, на земле, с духовной перспективы является высшим слиянием.

Мир строится на равновесиях. Две дуги одного свода, падая одна на другую, образуют несокрушимый упор. Две правды, два принципа, две партии, противопоставленные друг другу в устойчивом равновесии, дают точку опоры для всего здания. Полное поражение и гибель одной из партий грозит провалом и разрушением всему зданию.

Гражданская война говорит только о том, что своды русского царства строятся высоко и крепко, но что точка взаимной опоры еще не найдена. Вспомним, как вдохновенные до дерзости своды храма Святой Софии[19] трижды рушились, прежде чем их удалось связать наверху, но, раз связанные, они стоят века, несмотря на все землетрясения, потрясавшие Царьград.