Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - [99]

К.Б. Жучков (Псков) Внешнеполитическое самоопределение Пруссии в декабре 1812 – январе 1813 гг

Подписание Пруссией 24 февраля 1812 г. союзного договора с Францией и участие прусского контингента в походе Наполеона против России осложнили отношения прусского кабинета с русским правительством. Однако полностью эти отношения не были прерваны, так как обе стороны осознавали вынужденность такого шага прусского правительства под нажимом Наполеона. В конце 1812 г., когда поражение Великой армии Наполеона в России стало для европейских дворов очевидным, русское правительство предприняло демарши, дабы побудить Берлин к разрыву с Наполеоном. Объектами активной агитации с русской стороны стали командование прусского корпуса в составе Великой армии, дипломатические агенты Берлина в Петербурге и ряде европейских столиц, члены прусского кабинета и сам прусский король Фридрих Вильгельм III.

Оценивая участие Пруссии в войне против России как противоречившее интересам Берлина, русское правительство было убеждено в необходимости разрыва Пруссии с Наполеоном и скорейшем ее переходе в лагерь новой антифранцузской коалиции. Однако русские демарши не нашли немедленного отклика со стороны Берлина. И хотя русским войскам 28 декабря 1812 г. удалось вынудить командующего прусским корпусом генерала Ханса Д. Йорка покинуть боевые порядки французской армии и начать действовать самостоятельно, однако это произошло вследствие сложившейся в ходе боевых действий ситуации и вовсе не было результатом политического решения. Тем более, что и после отделения прусского корпуса от французских войск действия Берлина отнюдь не отвечали пожеланиям Петербурга.

Такая позиция прусского двора вызывала подозрение в политической игре, дабы обеспечить себе максимально возможную долю при разделе в будущем между победителями поверженной империи Наполеона. Эта тактика Пруссии, ее попытки лавировать в расчете воспользоваться благоприятной политической конъюнктурой сказалась и на оценках в российской историографии. В трудах по истории Отечественной войны 1812 г. этот эпизод затрагивался только мимоходом. В работах же, посвященных дипломатической истории России, период конца 1812 – начала 1813 гг. оценивался односторонне, исходя из политической стратегии Петербурга и общей негативной характеристики «реакционных абсолютистских режимов», что было свойственно советской историографии. Так, в капитальном труде по внешней политике России утверждается, что Фридрих Вильгельм III «длительное время под различными надуманными предлогами отказывался открыто перейти на сторону России», в том числе и «оправдывая свое нежелание выступить на стороне России против Наполеона неудачей миссии полковника Кнезебека в Австрии с целью склонить последнюю к разрыву с Наполеоном»[728]. Кроме того, прусское правительство «боялось народного движения и, подобно царизму, преследовало свои реакционные, захватнические цели. Король хотел вернуть себе польские земли, потерянные в 1807 г., и не допустить присоединения их к России. Он пытался договориться с Австрией о совместном посредничестве между Наполеоном и Россией; советовал Наполеону пойти на перемирие и пугал его возможностью народного восстания в Германии»[729].

Эта односторонняя оценка политики прусского кабинета стала в известной мере и следствием того, что в отечественной литературе не освещена внешнеполитическая позиция Пруссии в указанный период. На русском языке нет специальных работ на эту тему, за исключением статьи И.С. Звавича, опубликованной в 1947 г.[730]. Время появления этой статьи наложило на нее свой отпечаток. Однако ряд выдвинутых автором положений до сих пор приводятся в обобщающих трудах по истории внешней политики России. Это выразилось и в упреках в адрес Фридриха Вильгельма в трусости и лицемерии. В целом же сформировавшееся ныне мнение российской историографии о внешней политике Пруссии рассматриваемого периода выработано без анализа военно-политического положения государства Гогенцоллернов и без изучения позиции берлинского кабинета по вопросам о соотношении сил в Европе и о перспективах войны.

Сигналом к ревизии прусской политики и к политической эмансипации Пруссии от французской гегемонии стало известие об отступлении Наполеона из Москвы. Эта новость, вмиг облетевшая всю Европу, поставила перед аналогичным выбором и Вену, и Дрезден, и Варшаву, и другие столицы. Она свидетельствовала о том, что Наполеону не удалось навязать России заключение мира и что, соответственно, кампания его в России терпит неудачу. И для Пруссии, и для Австрии эта новость была неожиданной и малоприятной. Австрия в случае неудачи Наполеона теряла шанс стать единственным в Европе, как надеялись в Вене, полноправным союзником Франции, со всеми вытекающими отсюда выгодами. Пруссия же в случае поражения Великой армии могла ожидать новой войны на своей территории, в которой окончательно разорилось бы не только ее хозяйство, но и были бы уничтожены ее последние военные ресурсы.

Действительно, европейским дворам казалось, что, хотя поход Наполеона в Россию и потерпел неудачу, новая военная кампания развернется весной 1813 г. между Неманом и Вислой, а театром военных действий станут Польша и Пруссия. Последняя, как союзник Наполеона, вынуждена будет не только подвергнуть свою территорию военному разорению, но и содержать французскую армию, французскую администрацию, французские гарнизоны в прусских крепостях и предоставить для ведения войны не только все наличные вооруженные силы, но и все возможные резервы – материальные и людские. Все это грозило Пруссии неизбежной экономической, военной и политической катастрофой. Речь, таким образом, шла не о выгодах или потерях, а о существовании самого Прусского государства.