Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - [62]
Петербург долгое время медлил с ответом. Контрпроект в ответ на предложенный королем союзный договор пришел в Варшаву только в начале июня 1788 г. Оборонительный трактат между Россией и Польшей взаимно гарантировал целостность обоих государств и подтверждал все предыдущие договоры между ними. Екатерина выражала согласие на увеличение польской армии, а также на конфедерацию сейма, однако, как и Штакельберг, считала, что нет никакой необходимости в скорейшем провозглашении конфедерации[447].
Подобно Станиславу Августу, представители оппозиции также не хотели свободных посольских выборов, поскольку не были уверены в их результате. С осени 1787 г. они выдвигали проекты организации своей конфедерации в юго-восточных воеводствах страны, чтобы соединить все силы поляков для оказания помощи России в войне с Турцией. Эти планы вызывали недовольство Екатерины, которая усматривала в них как попытку государственного переворота, так и возможность для прусского короля ввести свои войска на территорию Речи Посполитой[448].
Екатерина II и вице-канцлер И.А. Остерман рекомендовали Штакельбергу склонить Станислава Августа к возможно бóльшим уступкам по отношению к оппозиции. В Петербурге считали, что интересам России отвечает поддержание равновесия между монархом и его противниками, которое являлось гарантией политической инертности Речи Посполитой. Посол, обязанный подчиняться приказам, делал это вопреки собственному мнению. За долгое время, проведенное в Польше, он убедился, что на Станислава Августа можно положиться. Наученный неудачными попытками реформ в начале царствования и горьким опытом первого раздела страны, король был очень осторожен в своей политике. Зато от представителей оппозиции можно было ожидать всяких неожиданностей[449].
В связи с благоприятной для Польши внешнеполитической обстановкой, вызванной русско-турецкой войной, в стране возрастало возбуждение общественного мнения. В апреле – мае 1788 г. на фоне неудачного для России начала войны и неэффективных действий русской армии усилились антироссийские настроения, которые в значительной степени были вызваны злоупотреблениями российских войск во время их переходов через территорию Речи Посполитой. Недовольство общества также было направлено против короля и Постоянного совета, которых обвиняли в бездействии, нежелании воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы укрепить политическое значение Речи Посполитой. Это недовольство правительством объяснялось еще и тем, что не было известно о предполагаемом союзе с Россией, а все контакты с Петербургом осуществлялись в тайне[450].
В этих условиях сильно возросло влияние оппозиции. Вследствие предписанной Петербургом уступчивости короля его противникам удалось провести большее, чем в предыдущие годы, количество депутатов на посольских сеймиках. Из числа магнатов-оппозиционеров Станиславу Августу и Штакельбергу удалось обеспечить себе поддержку только генерала артиллерии коронной Щ. Потоцкого[451].
В тех воеводствах, где оппозиция получила большинство голосов, в посольских инструкциях говорилось о необходимости уничтожения Постоянного совета и воссоздания независимой Военной комиссии. Такой была, например, инструкция люблинского сеймика[452]. Однако требование об увеличении численности армии в качестве условия восстановления политического престижа Польши присутствовало в посольских инструкциях всех сеймиков. В отношении русско-турецкой войны польское общество занимало позицию нейтралитета, что объяснялось антироссийскими настроениями. С этим должны были считаться и представители магнатской оппозиции. На сеймиках, где большинство получили оппозиционные депутаты, в посольских инструкциях говорилось о нейтралитете Польши в отношении русско-турецкой войны[453].
Результаты сеймиков для короля и его сторонников оказались значительно менее благоприятными, чем ожидали Станислав Август и Штакельберг, хотя они отнюдь не сразу осознали это. Однако в конце августа Штакельберг в донесениях в Петербург уже выражал сомнения относительно принятия на сейме идеи союза с Россией. Посол начал также опасаться конфедерации сейма, которую раньше считал необходимым средством. Штакельберг вынудил короля провозгласить конфедерацию только после открытия сейма, который должен был начать свою работу 6 октября. Посол, видя свою миссию в удержании спокойствия в Польше, уступал в этом требованиям оппозиции, чтобы взамен не допустить включения в акт конфедерации положения о нейтралитете Речи Посполитой в русско-турецкой войне[454].
Поскольку Екатерина II в 1787 г. не одобрила планов оппозиции, ее фактический предводитель И. Потоцкий предпринял попытку добиться реализации своей программы с помощью Пруссии. Переговоры с Пруссией не имели успеха до начала сентября 1788 г., когда Фридрих Вильгельм II узнал от своего посла в Варшаве Л. Бухгольца о намерении России заключить на будущем сейме союз с Польшей[455].
Прусский король принял это известие крайне негативно. Пруссия давно намеревалась захватить Гданьск, Торунь и пограничные польские воеводства. В российско-польском союзе Фридрих Вильгельм II усматривал опасность для своих планов. Россия в качестве союзника Польши не допустила бы ее нового раздела. Прусский посол в Петербурге барон Д. Келлер выступил от имени своего двора с протестом против возможного союза. Одновременно о недовольстве прусского короля проектом российско-польского альянса Бухгольц уведомил Штакельберга
