Россия под властью царей - [26]

Весьма примечательно также, что право домашнего досмотра принадлежит различным органам полиции, действующим независимо друг от друга. На тот же дом в тот же день иногда делались по два, по три и даже четыре налета. Хотя и верится с трудом, но это совершенная правда. Весной 1881 года в Кларенсе, на берегу Женевского озера, пребывала русская дама, вдова статского советника Р., женщина лет сорока, мать четырех детей. Во время паники, начавшейся после 13 марта, к этой даме на протяжении двадцати четырех часов полиция приходила семь раз. Семь раз в течение одних суток она слышала страшный крик: "Откройте, полиция!"; семь раз ее квартиру переворачивали вверх дном и сама она подвергалась величайшим испытаниям.

"Это было больше, чем я могла вынести, - говорила она потом. - У меня четверо детей, поэтому я покинула Петербург и приехала сюда".

Можно подумать, что госпожа Р. была серьезно скомпрометирована или, во всяком случае, что у полиции были все основания подозревать ее как участницу революционной борьбы. Ничуть не бывало. В этом случае она немедленно была бы заключена в тюрьму. Дама была сама невинность и настолько благонадежна, что, когда она обратилась с просьбой выдать ей заграничный паспорт для поездки в Швейцарию, полиция не чинила ей никаких препятствий и ее просьба была удовлетворена. Семь домашних обысков были сделаны на всякий случай, "по чистому недоразумению", как ей потом объяснили. Недоразумения такого рода нередки в России. Со слишком многими приключалось, что их арестовывали по ошибке, ссылали по недоразумению, держали много лет в тюрьме зря. Все это случалось. Я расскажу об этом больше в одной из следующих глав. Такие факты достаточно хорошо известны русским людям, и, когда полиция ограничивается только непрошеным ночным визитом и обыском в нашем доме, мы почитаем за счастье, что так легко отделались.

То, как по отношению к гражданам царской России соблюдается принцип неприкосновенности жилища, очень удачно изобразил в одной сценке великий русский сатирик Салтыков-Щедрин.

Глумов говорит:

- ...знаете ли, о чем я мечтаю? Нельзя ли нам, друзья, так наше дело устроить, чтобы обывателю даже приятно было? Чтобы он, так сказать, всем сердцем, чтобы для него это посещение...

- Все равно что гость пришел...

- Вот-вот-вот! Да и гость-то чтоб дорогой, желанный.

- А ежели действие происходит ночью?

- Так что ж, что ночью? Проснется, докажет свою благопристойность и опять уснет!.. Знаете ли, что я придумал, друзья?.. Чтобы у каждой квартиры два ключа было: один - у жильца, а другой - в квартале!

Один из друзей запротестовал:

- А ежели, позволю вас спросить, в квартире-то касса находится?

- Так что ж что касса! Мы - божьи, и касса наша - божья!

- Ну нет, с этим позвольте не согласиться! Мы - это так! Но касса!!

Глава XII

ДОМ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ*

______________

* См. следующую главу. (Примеч. Степняка-Кравчинского.)

Но вернемся к нашей героине, которую мы оставили под конвоем жандармов на пути в тюрьму.

Из угла кареты, куда ее втолкнули, она выглядывает в окошко поверх задернутых занавесок. Несмотря на ранний час, на улице уже начинают появляться люди. Девушка кажется спокойной и покорной своей судьбе, но взгляд ее задерживается на каждом предмете, встречающемся по дороге, словно она никогда больше его не увидит. Несмотря на внешнее спокойствие, ее ум работает с лихорадочной быстротой. Через полчаса, а может быть скорее, за нею закроются ворота тюрьмы. Ей придется подвергнуться допросу. Это несомненно. Но в чем ее обвиняют, что может полиция иметь против нее? В то время, как колеса громыхают по булыжной мостовой и ее глаза все еще прикованы к окошку кареты, она обращает свой мысленный взор внутрь и допрашивает себя перед судом собственной совести. Ей только восемнадцать лет, и она всего несколько месяцев живет в Петербурге, куда приехала учиться. Это не долгий срок, но достаточный, чтобы совершить несколько тяжких проступков и нарушений. Бедняжка! Во-первых, она дружит с неким Н., бывшим студентом, а теперь пылким революционером, ревностно занимающимся пропагандой среди крестьян. Он ее друг детства. Когда она жила в деревне, он иногда писал ей, и вот одно из его писем она только что пыталась уничтожить. В Петербурге они изредка встречались. Она познакомилась с несколькими друзьями Н., разделявшими его воззрения. Среди них была и молодая девушка В., которая относилась к ней с душевной добротой, и она отвечала ей тем же. Однажды, когда ее подруга ждала прихода полиции, она взяла на хранение пачку запрещенных книг. В другой раз она взяла у В. нелегальную брошюру для студентки, с которой вместе училась. И наконец, она разрешила В. воспользоваться ее адресом для своей переписки. Все это серьезные преступления, и, если они стали известны полиции, она погибла! Но жандармы не могут все знать. Это маловероятно. Однако кое-что они, по-видимому, все же знают или подозревают. Как много и что именно? В этом все дело.

Тут думы нашей пленницы были прерваны. Карета внезапно остановилась, и, выглянув в окошко, она увидела четырехэтажное здание, изящное и строгое по своему архитектурному стилю. Это дворец новой инквизиции. Дом предварительного заключения. Как хорошо знаком ей лицемерный вид этого здания с длинными рядами высоких и красиво изогнутых сводчатых окон, скрывающих, словно сомкнутые каре солдат при казни, ужасы, творящиеся внутри! Как часто останавливалась она перед этим двуличным домом, с удивлением и скорбью думая о тех несчастных, которые томятся за этими стенами из полуобтесанного камня. Кто бы мог подумать, что ей так скоро придется разделить их участь!