Россия перед голгофой - [61]
Российские рабочие, каторжным трудом которых была обеспечена высокая динамика развития отечественной промышленности, существовали в ужасающих условиях. «…У всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота…»[296]. Эти слова Чехов вложил в уста связанного с революционным движением «вечного студента» Пети Трофимова. Персонаж «Вишнёвого сада» не сгущает краски. В конце XIX века рабочий день на петербургских бумагопрядильных и ткацких фабриках продолжался 13 часов, и стачечная борьба рабочих была направлена на то, что добиться его сокращения хотя бы на 2,5 часа. По новому фабричному закону, вступившему в силу со 2 июня 1897 года, продолжительность рабочего дня была установлена в 11,5 часа днем и 10 часов ночью. Однако следует заметить, что тяжелый труд высококвалифицированных рабочих-металлистов оплачивался сравнительно высоко: заработок столичного рабочего высокой квалификации был выше, чем жалованье младшего офицера. Но доля таких рабочих была невелика. И российским пролетариям накануне революции действительно нечего было терять, кроме своих цепей.
«Надо быть без предрассудков»
Таков был экономический базис, если воспользоваться марксистской терминологией. Какова же была надстройка? До 1861 года всем благомыслящим людям была очевидна грядущая неизбежность отмены крепостного права. Подобно чаю на Кяхтинской или Макарьевской ярмарках, этот вопрос давал цену всем остальным «проклятым» вопросам — от «что делать?» до «кто виноват?». И шеф жандармов граф Александр Христофорович Бенкендорф, и император Николай I уже в конце 1830-х годов понимали, что крепостное право — это пороховой погреб, подведенный под самое основание российской государственности. Крепостное право отменили, и из русской жизни неожиданно исчезла некая определенность, дотоле ей присущая. Граница между высоким и низким, хорошим и плохим, дозволенным и недозволенным — эта граница стала очень зыбкой. Система нравственных ценностей была поколеблена. В течение полутора-двух десятилетий после отмены крепостного права — «когда всё это переворотилось и только укладывается» — люди привыкали к новой реальности, а затем наступили глухие 80-е годы. В мае 1883 года поэт-сатирик Пётр Васильевич Шумахер сочинил стихотворение «Когда?», в котором был красноречивый куплет:
Эпоха Великих реформ закончилась, в стране начались контрреформы. Но какие бы изменения ни происходили в социально-политической жизни общества, семейные основы были совершенно поколеблены, и им не было суждено вернуть утраченные позиции: здесь ни о каком откате назад не могло быть и речи. «Конечно, самая широкая струя этого потока принадлежит шестидесятым годам, когда она промыла себе русло. Теперь течет только ручей, хотя и по тому же руслу, но течение это характера общественного движения не имеет»[298], — в 1886 году написал «шестидесятник» Николай Васильевич Шелгунов.
В 1871 году в романе Писемского «В водовороте» мысль о праве гражданского брака на существование была вложена автором в уста радикальной нигилистки Елены Жиглинской. Спустя два десятилетия ситуация изменилась принципиально. Уже не только молодые прогрессисты, но и зрелые люди в больших чинах рассуждали о существенных недостатках брака, освященного церковью, и о необходимости облечения и упрощения процедуры развода супругов — процедуры унизительной и длительной, хлопотной и дорогостоящей. Каждый, кто позиционировал себя человеком прогрессивно мыслящим и идущим в ногу со временем, почитал своим долгом ратовать за гражданский брак. «…Надо быть без предрассудков и стоять на уровне современных идей. Я сам стою за гражданский брак, да…» — утверждал герой повести Чехова «Дуэль» военный доктор Самойленко, имевший солидный чин статского советника (V класс Табели о рангах). Другой чеховский персонаж из «Рассказа неизвестного человека», молодой действительный статский советник Кукушкин (его чин IV класса по Табели о рангах был равен армейскому генерал-майору), навещая светскую даму Зинаиду Фёдоровну Красновскую, демонстративно бросившую мужа и переехавшую жить к любовнику, был в своих речах ещё более радикален. «Его поили чаем и красным вином, а он хихикал и, желая сказать приятное, уверял, что гражданский брак во всех отношениях выше церковного и что, в сущности, все порядочные люди должны прийти теперь к Зинаиде Фёдоровне и поклониться ей в ножки»[299]. «Дуэль» вышла в свет в 1891 году, журнальный вариант «Рассказа неизвестного человека» — в 1893-м. Итак, эти чеховские шедевры были без каких-либо цензурных препятствий напечатаны в конце царствования императора Александра III, семейство которого «могло служить образцом благочестивой русской семейной жизни»[300]. Александра III шокировала малейшая некорректность в семейных отношениях, он не скрывал своего неблаговоления к тем из своих родственников, кто нарушал святость уз брака. Однако членов Императорской фамилии не страшил даже августейший гнев. Великие князья не считали нужным подражать государю в его благочестивой семейной жизни. Они открыто содержали любовниц, заводили вторые семьи и имели внебрачных детей. Почти в каждой великокняжеской семье был свой скелет в шкафу. Скандальная хроника разгульной частной жизни некоторых из великих князей и их жён была достоянием не только придворных кругов, слухи и сплетни нередко выходили за пределы великокняжеских дворцов, что сильно подрывало престиж правящей династии. Если так вели себя члены Императорской фамилии, то что же можно было требовать от простых верноподданных?
