Россия накануне «смутного времени» - [78]
Следует подчеркнуть, что меры по ограничению выходов тяглых крестьян носили характер временного урегулирования вплоть до начала 90-х годов. Можно указать на ряд случаев, когда крестьяне «выходили» из-за своих землевладельцев, невзирая на существование режима заповедных лет. Два таких случая зафиксировали писцы в ходе описания Романовского уезда в 1593–1594 гг. Так, пометив заброшенные крестьянские дворы, они записали: «Двор пуст Русинко Черново, вышел за Неупокоя за Ушакова в 7099 году»; «Двор пуст Завьялки Семенова, вышел за Давида Ушакова в деревню в Кириловскую в 7100 году»[590].
Аналогичный случай был зафиксирован новгородскими писцами, дозорщиками Бежецкой пятины, не позднее лета 1594 г. При описании поместья Ю. Лупандина писцы установили следующий факт: «Дрв. Туемля, а в ней крестьян: дв. Рудачко Степанов, дв. Терешко Данилов, дв. Сенка Григорьев, дв. бобыль Сенка Олтуфьев, да два двора пустых, а в них жили Якушка Микифоров да Петрушка Васильев, а вывезены в сто во втором году Лисья монастыря в вотчину, в деревню в Заполик». Явившись в деревню Заполик, дозорщики нашли там свезенных крестьян: «Дрв. Заполик, что была пустошь Заполик, а стала та деревня в сто во втором году, а в ней крестьян: дв. Якушка Микифоров, дв. Петрушка Васильев, а вывезены те крестьяне из-за Юрья Лупандина в сто во втором году по старине, пашни паханые крестьянские восмь чети с осминою в живущем обжа без полутрети обжи…»[591] Записав свезенных крестьян за Лисьим монастырем, дозорщики тем самым признали de facto возможность своза крестьян «по старине» в 1594 (7102) г.
Несмотря на действие заповедных лет, крестьяне смогли перейти «по старине» от помещика к монастырю, а писцы (с должной оговоркой) записали их за новым землевладельцем. Не подтверждает ли этот факт вывод о том, что режим заповедных лет вплоть до начала 90-х годов не был подкреплен законодательной отменой Юрьева дня?
Большой комплекс документов Разрядного и Посольского приказов по городу Ельцу за 1592–1593 гг. свидетельствует, что ограничения выхода крестьян в южных уездах были связаны не с гипотетическим заповедным указом, а с податными мерами властей. В начале 90-х годов правительство пыталось привлечь крестьянское население южных уездов на казачью службу во вновь построенную крепость Елец. Сохранилась обширная переписка между Посольским приказом и елецкими воеводами по поводу весеннего набора 1592 г. Из нее следует, что на казачью службу привлекали крестьян, не обрабатывавших тяглого надела, а сидевших на оброке, крестьянских «захребетников»— взрослых сыновей, племянников, зятьев дворовладельца, а изредка и самих тяглых крестьян. Последние случаи особенно интересны.
Тяглый крестьянин П. Д. Путятин вышел из-за тульского помещика В. Антонова с «отказом». Крестьянин М. Подольный ушел из поместья князя И. Хворостинина, заплатив его приказчику 40 алтын «за пожилое». Сама возможность выхода с «отказом» и «пожилым» доказывает, что правила Судебника о крестьянских переходах формально не были упразднены. Помещики, добиваясь возврата вышедших крестьян, не ссылались на законы, упразднившие Юрьев день. Судя по документам, действовавшие тогда нормы права предоставляли помещикам единственную мотивировку возврата крестьян с казачьей службы на законном основании — запустение тяглого надела. Так, помещик В. Антонов утверждал, будто ушедший от него крестьянин П. Д. Путятин не оставил «жильца» на «своем жеребье», отчего земля (тяглый надел) и двор его запустели. Со своей стороны крестьянин доказывал, что он оставил «в свое место» на тяглом «жеребье» замену — С. Ильина с двумя сыновьями. Крестьянин Хворостинина Подольный смог уйти в казаки только потому, что он «в свое… место… на тягло посадил Агутку Васильева, сына Шюбина»[592].
Представляется принципиально важным вывод, что власти рассматривали выход крестьян на казачью службу как вполне законный только в тех случаях, когда он не наносил ущерба тяглу.
Правительственные распоряжения о наборе казаков из крестьянской среды вызвали сопротивление южных помещиков. Они пускали в ход любые средства, чтобы вернуть себе крестьян. Служилые люди буквально завалили Посольский приказ исками о возвращении беглецов. Ведомство А. Я. Щелкалова в ответ на требования служилых людей с наступлением осени направило елецким воеводам инструкцию, разъяснявшую предыдущий указ. «И впредь бы есте, — писал приказ, — из-за детей боярских и ни из-за кого крестьян на Ельце в казаки… не имали, а прибирали бы есте на Елец… в казаки захребетников: от отцов — детей, [от] дядь — племянников, чтоб в их место на дворех и на пашне люди оставались, чтоб в том вперед смуты не было». Спустя пять месяцев дьяки направили в Елец новое предписание, согласно которому можно было набирать казаков «из вольн[ых] людей, а не из холопства и не с пашни»[593]
