Россия на рубеже XV-XVI столетий - [72]

Вопрос о том, владеть или не владеть церкви землями, был не только делом правительственной практики: он затрагивал и многовековую традицию, и систему представлений мировоззренческого характера. Его мог решить только церковный собор.

Успешное завершение войны с Литовским княжеством позволяло Ивану III и его ближайшему окружению надеяться, что им удастся преодолеть сопротивление церкви секуляризационным планам, тем более что митрополитом был безвольный Симон. Церковный собор был собран в августе — начале сентября 1503 г. Он поначалу должен был заниматься вопросами повседневного церковно-монастырского быта.[588] В состав участников собора входили не только правоверные иосифляне — Геннадий и епископ Нифонт Суздальский, но, вероятно, и близкие к нестяжателям епископы — тверской Вассиан (в миру кн. В. И. Оболенский), коломенский Никон (бывший кирилловский игумен). На соборе присутствовал будущий противник Иосифа Волоцкого троицкий игумен Серапион. О позиции епископа рязанского Протасия, архиепископа пермского Нииона и епископа сарского Трифона ничего определенного сказать нельзя. Собор принял решения, запрещавшие вдовым попам священствовать, инокам и инокиням жить в совместных монастырях, а «святителям» взимать мзду за поставление священников.[589]

Соборный приговор о вдовых попах отвечал иосифлянской программе реформ церкви (сохранилось и выступление Иосифа Волоцкого по этому вопросу).[590] Иосифляне же добивались ликвидации практики существования совместных монастырей для монахов и монахинь.[591] Оба решения, тесно связанные между собой, находились также в русле и нестяжательских идей. Позднее Вассиан Патрикеев с явным удовлетворением писал о соборе 1503 г.: «…попов ради, иже дръжаху наложницы…»[592] Против поставления (хиротонии) священников «по мзде» (за взятки, «посулы») скорее всего выступали и нестяжатели.[593] Право назначения находилось в руках высшей церковной иерархии, и злоупотребление им подвергалось нападкам еще со стороны стригольников, а в конце XV в. — новгородских еретиков. Постановление собора 1503 г. о хиротонии, таким образом, направлено было пропив иосифлян. Не случайно в июне 1504 г. глава воинствующих церковников Геннадий отстранен был от должности именно из-за поставления «по мзде», «…остави престол свои за немощь, неволею, понеже бо приеха с Москвы на свои престол в Новгород в Великий и начят мзду имати у священников от ставлениа наипаче пръваго, чрез свое обещание».[594]

Итак, еще до собора Геннадий взимал «мзду» за «ставление» священников. Затем (очевидно, на соборе) он дал обещание отказаться от симонии, но по возвращении его нарушил. Возможно, обвинение Геннадия в «мздоимании» лишь предлог, чтобы с ним расправиться, но сам по себе он весьма знаменателен.

После успешного окончания собора о вдовых попах Иосиф Санин был вынужден спешно покинуть Москву. Он уезжал, обнадеженный заверениями Ивана III, обещавшего произвести новый розыск еретиков. В ноябре 1503 г. умерла вдова волоцкого князя Бориса Васильевича княгиня Ульяна, опекунша своих детей — князей Ивана Рузского и Федора Волоцкого. Вскоре серьезно заболел 20-летний Иван Рузский, горячий сторонник волоцкого игумена, его крестник. Иосиф Санин немедленно возвратился из Москвы. Во время болезни Иван Борисович попросил перевести его в Волоколамский монастырь, чем были весьма недовольны его бояре, обратившиеся к великому князю с просьбой рассудить их с Иосифом. Великий князь разрешил перевести Ивана Борисовича в монастырь, но запретил постригать его в монахи, «понеже еще юн есть». Перед смертью Ивана Борисовича, когда тот составлял завещание, Иосиф не допустил никого из бояр к его постели. В эти дни борьба, конечно, шла в первую очередь за раздел наследства. А. В. Черепнин заметил, что на духовной грамоте рузского князя имеется только одна подпись — Иосифа, и пришел к выводу, что волоцкий игумен действовал в интересах Ивана III. Действительно, по духовной грамоте (ноябрь 1503 г.), Рузский удел, как выморочный, поступал во владение великого князя. Правда, в конце того же года он передал Рузу кн. Юрию Ивановичу Дмитровскому.[595] Волоцкий монастырь почти ничего не получил. Иван Борисович завещал туда село Спасское, которое в то время не попало в состав монастырской вотчины и перешло в монастырь позднее, как вклад кн. Андрея Андреевича Голенина.

Итак, Иосиф Санин после удачного разрешения вопроса о вдовых попах на соборе 1503 г. и многообещающего разговора о еретиках с Иваном III постепенно начинает склоняться к активной поддержке государя. Пока он находился в монастыре, в Москве произошло событие, которое чуть было не расстроило намечавшееся сближение волоцкого игумена и великого князя. После формального конца собора нестяжатели, побуждаемые Иваном III, подняли вопрос о монастырском землевладении. Сторонники сохранения монастырских богатств написали извещение Иосифу, тот поспешил вернуться[596] и выступил перед собором с развернутой защитой монастырского землевладения. С. М. Каштанов датирует заседания, на которых поставлен был секуляризационный вопрос, сентябрем 1503 г. (т. е. до отъезда Ивана III), поскольку в Соборном ответе на вопрос о землях употреблены формулы: «Симон… и архиепископы и епископы» и «Симон… и архиепископ и епископы». Первую он считает позднейшим искажением (на Руси в то время был только один архиепископ), а вторую — свидетельством о присутствии на секуляризационных заседаниях Геннадия, который 14 ноября уехал из Москвы «и больше не вызывался до июня 1504 г.». Но формула Соборного ответа — штамп, а не реальность (в ней не перечислены имена членов Освященного собора), а потому можно считать опиской (или корректировкой) скорее «архиепископ», чем «архиепископы». Не известно, вызывался ли Геннадий после 14 ноября в Москву или нет. Категорическое отрицание этого основано на умолчании летописей, но они не говорят и о вызове его на первые заседания собора. Свидетельство «Слова иного» о присутствии Геннадия легко объясняется его вторичным вызовом (как это было в случае с Иосифом Волоцким).