Россия как нарциссическое расстройство личности, Украина как нарциссическая травма - [11]

Нарцисс на это просто не способен. Вообще. Он может совершенно искренне стараться, неважно, все равно получается только проецировать на других свои мысли и эмоции. Он чувствует себя то грандиозным, то ничтожным — следовательно, в зависимости от фазы, и другие полагают его грандиозным/ничтожным. Представить себя обычным, представить, что мысли окружающих могут быть о ком-то/чем-то кроме — за пределом его воображения.

Та же хрень в русско-украинских отношениях. Идет ли речь о материях исторических или современных — неважно, единственная точка зрения всегда российская. До смешного дошло: и националисты, и либералы начали видеть в Украине «альтернативно-русский» по отношению к путинистской Империи проект, с той разницей, что для нациков этим альтернативным проектом является их титушечная «Новороссия», а для либералов — собственно Украина, ее русскоговорящее меньшинство. Одни желают нас уничтожить, другие желают нам победы, и обое рябое забывают спросить, хотим ли мы быть «альтернативно-русским проектом».

Не диво, что сами украинцы так живо приняли полушуточную «национальную идею» от Леся Подервянского: «Від’їбіться від нас усі!».

Это один из четких симптомов нарциссической травмы, кстати: жертва хочет, чтобы от нее все от… отстряли и дали подышать.

А как насчет способности украинцев становиться на российскую точку зрения? — может спросить внимательный читатель.

Мой ответ: нормально все с этим. Нас в этом воспитывали, нас целевым назначением учили принимать российскую перспективу как само собой разумеющееся, курсы литературы и истории в школе были под это заточены целевым назначением.

Со времен Петра российские писатели, мыслители и политики (в большинстве своем) убеждали русских и украинцев, что украинцы «меньший» народ. Само название «Малороссия» стало пониматься именно так, когда забылись греческие корни и историческое применение. Думаю, оно стало популярным, потому что удачно сочетало в себе две нарциссических претензии: во-первых, мы — русские, так что обречены на единство с московитами и неча выпендриваться; во-вторых мы «малые», второй сорт не брак.

Это и есть нарциссическая любовь: с одной стороны, присвоение объекта любви и слияние с ним, это идеал любви нарцисса вообще. Но полное слияние превратит объект любви в субъекта, в самого нарцисса. Это неприемлемо, объект должен оставаться объектом, отсюда стремление к унижению и обесцениванию.

Так что когда русские имперцы говорят, что любят Украину — они это совершенно искренне. Вот только сама любовь у них специфическая.

Вообще братья-москали любят упирать на то, что царские репрессии против украинцев были так, смех один, и вообще украинцы «неблагодарные», Советская власть им «разрешила» создавать свою культуру и изучать свою историю, а они эвон как к ней…

Оставив в стороне это смехотворное «разрешили», сосредоточимся на том, как именно мы изучали свою историю.

Институтский курс, даже вводный, для общегуманитариев, был достаточно корректным, несмотря на идеологическую окраску (я могу ее заценить, мне достались в библиотеке старые учебники). Но он разительно отличался от школьного. Школьный же как раз и создавал ощущение «меньшей» нации.

Украина — ну, в смысле, территория — таинственным образом «исчезала» с карт после разрушения Киева татаро-монголами и «всплывала» незадолго до Хмельниччины. Короткая главка предваряла воссоединение Украины с Россией рассказом о польских утеснениях и отважных запорожцах, этим утеснениям противостоявших, ну чтобы Богдан выскочил не совсем из вакуума. И все. Четырехсот лет истории как не было. «Она утонула».

Думаю, дело тут не во всяких там неловких моментах типа союза между Мамаем и Ягайло или рейдом Сагайдачного на Москву. И даже не в том, что на момент «воссоединения» «малая Русь» была во многих отношениях более передовым государством, чем Московия (и это несмотря на тяжкие последствия гражданской войны). А в том, что за пределами имперской Ойкумены не должно быть ни жизни, ни истории.

Та же херня с историей литературы — литература Украины прекращается на «Слове о полку Игореве» и вновь начинается с казачьих дум (16–17 века) и Сковороды (18 век).

Как-то даже не поднимается вопрос, что было между. Куда канул первопечатник Иван Федоров? Откуда вылупились Магницкий и Смотрицкий, по учебникам которых Михайла Ломоносов осилил грамматику и арифметику? Где учились сыновья Тараса Бульбы и как вышло, что сам Тарас читал Горация? Это все как-то проскакивало, большинство украинцев выходило из школы с убеждением, что украинская культура — что-то вторичное, низшее по сравнению с. Что-то для деревни немытой. Еще и подборка произведений украинской литературы в школьном курсе была на редкость уныла. И этот способ культурного подавления показал себя значительно эффективнее, чем валуевские указы. Комплекс неполноценности украинцам оттранслировали качественно.

Да, в университетском курсе этот пробел заполнялся. Для тех, кто специально изучал истории и литературу. Но второй раз первое впечатление произвести нельзя. Тот кто из школы выходил в убеждении, что украинское — второй сорт, благополучно проносил его через высшую школу.