Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну - [14]

Примерно в таком же положении оказалась и Франция — мировой ростовщик. Во Франции рос слой рантье, стригших купоны с русских займов, что стимулировало парижских рестораторов, а не промышленность и военную мощь. Гоголь в прекрасном отрывке «Рим» ярко и точно описал ширящуюся пустоту французского общества: «При всех своих блестящих чертах, при благородных порывах, при рыцарских вспышках, вся нация была что-то бледное, несовершенное, легкий водевиль, ею же порожденный. Вся нация — блестящая виньетка, а не картина великого мастера».

Первой европейской (и чуть ли не второй мировой) державой становилась Германия. По праву? Пожалуй, да. У капитала остальной Европы было два выхода: или сотрудничать с Рейхом, или воевать с ним.

Для Франции сотрудничество означало подчинение. Ни на что другое, тоже по праву, Франция претендовать не могла. И уже с восьмидесятых годов XIX века по мере укрепления Германии Франция все более прикрывалась «русским щитом».

Выгодно ли это было России? Александр II, Александр III, тунеядствующее дворянство и вздорная, провинциально воспитанная русская буржуазия считали, что — да, так как чрез мерное ослабление галлов чересчур-де усилит «тевтонов». Российские либеральные профессора уже видели русские линейные корабли на «просторах» Балтики, знамена «христолюбивого воинства» — над черноморскими проливами. И, соответственно, русского царя — монархом всех славян.

Однако в России было не все так прекрасно. Внутри нее лежали нетронутыми огромные богатства, земля Русская раскинулась так широко, а народы, ее населяющие, были так темны, что все, что требовалось России, — это обеспечить надежную оборону границ и заняться внутренними делами. Иностранное участие в таких грандиозных делах было неизбежным, но национально состоятельным тут мог быть один принцип: «Львиная доля — России, а вы и так урвете немало». Петр Аркадьевич Столыпин делал хуже, чем говорил, но сказал мудро: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Великие потрясения великую Россию исключали. Но даже мирная Россия могла быть великой, лишь развивая свои богатейшие окраины. У нас ведь еще были совершенно не разработаны Север, Сибирь, Дальний Восток… Трижды прав был кайзер Вильгельм уже Второй, когда поднимал на своем флагмане сигнал «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана», намекая кузену Николаю II, что не чего России соваться в Европу. Другое дело — ее восточные окраины.

Конечно, намек тут был сделан не без лукавства, но в нем содержалось здравое зерно. Кайзер имел в виду, безусловно, войну. Однако на Дальнем Востоке России нужно было не воевать, а работать. И работать в пределах своих же границ. Ну стоило ли державе с нетронутыми богатейшими внутренними ресурсами залезать в Корею, соваться в Китай, конфликтовать с Японией? Николай II презрительно называл японцев «макакашками», а в Японии к началу XIX века уже практически не было неграмотных. Деталь? Да! Однако одна такая деталь могла удержать умное российское руководство от опрометчивых действий. Но о каком уме и руководстве могла быть речь, если во время русско-японской войны командующий флотом Тихого океана адмирал Бирилев на требование командира Владивостокского отряда подлодок о выделении 24 французских свечей зажигания к двигателю недрогнувшей рукой начертал: «Достаточно двух фунтов казенных стеариновых»? Это не анекдот, а новейшая история царской России, читатель!

Англия, Франция, Германия были на карте мира яркими заплатками, а Россия протянулась на полмира и сама была миром — самобытным и самодостаточным. Европейские державы уже исчерпали внутренние возможности и устремились в колонии. Но Россия-то не раскрыла, не разработала и сотой доли собственных национальных богатств… Имея ум и сердце, это понимал уже Ломоносов, однако российские самодержцы конца XIX — начала XX века не имели ни сердца русского, ни ума — хоть какого-то… Потому и проводили такую глупую дальневосточную политику, которая русской кровью прокладывала дорогу на Дальний Восток не столько русскому, сколько европейскому капиталу.

На Дальнем Востоке от имени России совершались преступные глупости. А как обстояли русские дела в Европе?

Умная русская европейская политика укладывалась в три слова: «Мир с Германией». Такой мир позволял решать попутно и кавказские проблемы, развивать Среднюю Азию. Проводить достойную, уважительную к себе «германскую» политику России было бы непросто, однако возможно!

Недаром Бисмарк видел будущее российско-германских отношений только мирным. Да, противоречия между двумя странами были немалые, хотя большая часть их имела не объективный, а буржуазно-капиталистический характер. Самым неприятным образом это проявлялось в конкуренции русских и прусских помещичьих хлебов на германском и европейском рынках. Были и другие острые моменты, но они как раз и возникали из-за обширности взаимных связей. Разумным было бы одно: сглаживать углы и налаживать дружбу.

А «градоначальники» всероссийского Глупова поступали прямо противоположно. Уже после Седана Александр II требовал от Пруссии ограничиться меньшими репарациями, чем она рассчитывала получить с Франции. Так и пошло… В 1875 году Бисмарк затевает превентивную войну против Франции, а Александр II своей политикой ее срывает. В результате Россия после русско-турецкой войны на Балканах сталкивается на Берлинском конгрессе с противодействием Австро-Венгрии и Англии, а Германия ее не поддерживает. К слову сказать, в Берлине судьбу южных славян недрогнувшей рукой кромсали лорд Солсбери и наш знакомец Дизраэли, уже ставший лордом Биконсфилдом. Этот же дуэт тонко рассоривал и русских с немцами.