Россия и Англия в Средней Азии - [9]

С отъездом посла, положение дел не только не улучшилось, но на всей нашей границе с Бухарою появились еще более многочисленные шайки, грабившие наших подданных. Для прекращения разбоев отправлены были на передовую линию, шесть сотен казаков, а эмир был извещен о действительных причинах такой меры и предупрежден, что вдоль северного склона Нуратынских гор, то есть, вдоль наших границ и по нашей земле, пройдет отряд от Джизака до Ухума, для введения между новыми нашими поддаными должного порядка и нашего управления. Отряд имел кроме того целью выбор пункта для предполагавшегося укрепления. В Ухумском ущельи отряд наш был однакоже остановлен войсками катты-курганского и чилекского беков, которых и разбил, но не последовал на южный склон хребта и следовательно, не перешел границы.

Даже и это нападение не было поставлено в вину эмиру бухарскому, а приписано самоволию пограничных беков. На политику генерал-губернатора имело влияние, конечно, желание довершить в мире гражданскую реформу а также — намерение отравиться в Петербург, где оставалось его семейство. Отъезд этот назначен был 9 апреля.

Накануне этого числа получены были известия о провозглашении, вследствие интриг бухарского духовенства, священной войны газата — против русских, а также о сосредоточении бухарских войск у крепости Кермине и намерении начать военные действия тотчас после отъезда генерал-губернатора. Донесения лазутчиков о сношениях эмира с правителями Кашгара, Кокана, Авганистана и Хивы, с целью составления огромной мусульманской коалиции, сделали ясным — почему, в течении семи месяцев, эмир уклонялся от ратификации трактата и старался затянуть переговоры. Генерал-губернатор отложил свой отъезд, тем с большею решимостью, что экстренные донесения с Нарына и с передовой линии ясно указывали на связь, существовавшую между приготовлениями бухарского эмира и движением войск в Алтышаре, отразившемся беспорядками в кочевьях дикокаменных киргиз.

Наученный горьким опытом предшествовавших неудач, эмир, как видно, не решался выступить еще раз против русских, не заручившись прежде союзниками. Искательства бухарского посланника, Могамед-Фариссаха, у ост-индского правительства и турецкого султана не повели ни к чему. Что касается остальных членов предполагавшейся коалиции, то один только Худояр-Хан коканский отклонился от участия, под предлогом, что, в случае неудачи, Кокану первому прийдется разделываться, а в случае удачи, он всегда успеет примкнуть к союзу. Желание эмира еще раз попытать счастия и боязнь новых неудач положили печать нерешительности на все его сношения с нами и, в то же время, вынуждали его быть всегда наготове, что; в свою очередь, влекло за собою непосильные для истощенной казны эмира, расходы. Под предлогом сборов на защиту мусульманства против неверных, эмир сделал, в течении последней зимы (конец 1867 и начало 1868 годов), два чрезвычайных побора с купечества, в размере произвольно определенном для каждого купца. Затем, он привел в действие следующую операцию: теньга, соответствующая нашим 20 копейкам, ходила прежде в 64 чеки^{7}; эмир велел скупить ее на рынках и в караван-сараях и затем объявил, что она будет приниматься в уплату податей по курсу 132 чек; но как серебро уже было изъято из обращения, то курс тенег поднялся до 200 чек и размен скопившегося в казначействе серебра по такому небывалому курсу принес эмиру порядочный доход, но за то вызвал ропот в народе, и без того терпевшем от дороговизны, застоя торговли и поборов со стороны беков на тот же ненасытный газат. К довершению всего, эмир наложил руку на доходы мулл — преподавателей в медрессе. Это вооружило против него духовенство, которое обвиняло его в употреблении собранных на войну сумм не по назначению и прямо требовало войны, которая, вследствие разных поборов, сделалась уже для эмира как-бы обязательною.

Поставленный в весьма затруднительное, если не безвыходное, положение, эмир все откладывал объявление войны от одного праздника до другого; но когда прошел спокойно и курбан-байрам — праздник в память жертвоприношения Авраама, напоминающий правоверным о необходимости жертвовать всем, когда того требует вера, — тогда духовенство, пользуясь отсутствием эмира (на богомольи у Богуедина в окрестностях Бухары) составил ривояд^{8} о газате против русских. Эмир был объявлен неспособным править народом и, в особенности, вести войну, так как в битве под Ирджаром, в мае 1866 года, он сам подал пример бегства после первых же русских выстрелов. В Самарканде муллы до того безчинствовали, что командовавший тогда войсками, Осман (из беглых казаков) должен был принять крутые меры: высланы были войска, которые и прекратили беспорядок, положив на месте 62 человека. — Эмир, возвращаясь в Бухару, был встречен весьма недружелюбно шумною толпою, осыпавшею его упреками и угрозами. Это заставило его повернуть назад и укрыться в городи Гиж-Дуван, опустевшем при его приближении. Здесь он узнал о деле под Ухумом и о переходе к нам 286 авганцев Искандер Хана, с отбитыми им у нуратинского бека 2-мя орудиями. Из Гиж-Дувана эмир направился в Кермине и там наконец провозгласил газат. Роковой шаг был теперь сделан.