Россия и Англия в Средней Азии - [31]

По получении новых сведений касательно беспорядков на Букан-Тау, написано было 20-го сентября новое письмо, требовавшее наказания грабителей, возвращения награбленного и освобождения всех, захваченных разбойниками, русских и бухарских подданных. В виде угрозы генерал-губернатор прибавил: «если Ваше Высокостепенство не пожелаете исполнить моих справедливых требований, то, в случае разрыва дружбы между нами, тяжело будет честным людям расплачиваться за разбойников».

Ни на то, ни на другое письмо ответа, однакоже, не приходило, а нарочный, отправленный с этими письмами, был в Хиве задержан и арестован. Нарочный этот был весьма толковый киргиз Перовского уезда — кандидат в волостные управители, султан Давлет-Бушаев. Выехав 7 сент. 1869 г. из Перовска, он на 14-й день был уже в Хиве ^{26}, где народ встречал его радостными криками «Ильчи, ильчи» (посол, посол)... Не так приняли его министры, не довольные его ответами. На вопрос Куш-беги: какого мнения русские о Сыддыке? — Бушаев отвечал например, что русские считают его своим проводником: где бы он ни явился, везде привлекал русских и отдавал им города, которые защищал. Коканцы обязаны ему потерею своих городов, бухарцы поплатились Самаркандом, а теперь он у вас» — окончил Бушаев. На другой же день у нашего гонца отобрано было оружие и к сакле его приставлен караул. Так сидел он 3 месяца.

Так-как волнения в оренбургских степях не прекращались и, напротив, приобрели более решительный характер (к этому времени относится угон лошадей из-под Уральского и Эмбенского укреплений), и так-как слухи о движении хивинских войск становились все настойчивее, то со стороны Туркестанского округа были приняты следующие меры: войска Казалинского и Перовского уездов, в видах единства действий, подчинены были командированному для этой цели штаб-офицеру и, сверх того, из Казалинска и Джизака высланы были рекогносцировочные отряды: первый к Яны-Дарье, а второй к Буканским горам. Казалинский отряд имел назначением перерезать Сыддыку путь к Сыр-Дарьинским фортам, на которые он намеревался напасть и собирал для того партии в Дау-Каре. Хан послал Сыддыку 9 наров^{27}, щегольски изукрашенных; увешанных бубенчиками и колокольчиками, но, узнав о движении нашего отряда к Яны-Дарье, остановил все приготовления Сыддыка.

Экспедиция к Буканским горам имела, сверх того, целью провести на самом деле новую границу нашу, определенную мирным договором 1860 г. Две сотни казаков и съемочная партия, выступившие 25 октября из Джизака, воротились 22 ноября, сделав в холодное время (морозы доходили до — 14° R), без кибиток на ночлегах, с одними кошмами — до 800 верст.

Экспедицией начальствовал 1-го стрелк. бат. майор Бергбом, а в помощь ему придан был пишущий эти строки, Бухарский уполномоченный ^{28}, присланный эмиром отстаивать его интересы при проведении границы, наскучив бивачною жизнью, а может быть не пожелав рисковать собою в виду слухов о Сыддыке — притворился больным и остался на половине пути. Не смотря, однакоже, на слухи и донесения лазутчиков, отряд в точности выполнил все возложенное на него поручение. Разосланные с джигитами прокламации успокоили кочевников, начавших было сниматься со стойбищ, а бии и старшины выезжали на поклон, иные в первый раз в жизни сталкиваясь лицом к лицу с русскими. — До этого еще ни один отряд наш не проникал в такую глубь.

Между тем, ханский совет решил было отпустить нашего нарочного, но тут подоспела киргисская депутация, во главе которой стояли наши беглые Азберген и Канали, которые, поднеся хану богатые подарки ^{29}, просили его не сдаваться на наши требования, чтобы такою уступчивостью не унизить своего достоинства и не скомпрометировать киргизов. «Мы воевали с русскими, говорили они, по твоему ханскому приказу и за то лишились своих земель и народа, которым управляли; у нас остались одне головы». — Хан послушался и отменил было решение совета, но вскоре получил известия о высадке в Красноводском заливе, а также о движении нашего отряда к Буканским горам — это заставило его отпустить нашего гонца, которому уже грозила серьезная опасность, вследствие побега двух его джигитов и подозрения, что гонец тайно сносится с нами. Любопытно, чем выражается у хивинцев угроза заключенному: на часы к нему ставят палача! — Бушаев тотчас подарил обоим министрам по лошади и страшного часового сняли. Отпуская гонца, Куш-беги подарил ему на прощанье красный халат (ценою в 36 р.). 2 ф. чаю и 2 головы сахару.

Высадка в Красноводске произвела в Хиве весьма сильное впечатление. Хан немедленно послал отряд конницы завалить все колодцы по дороге к Кызыл-Су: трупы собак послужили хивинцам готовым материалом для этой работы и множество колодцев со стороны Красноводска приведены в негодность; только один колодезь Сагжа пощажен был на время, но и там оставлен конный пикет, который должен был завалить колодезь только в случае появления русских. В самом городе устроена новая цитадель, в виде башни, и вооружена 20-ю орудиями. Главный проток Аму-Дарьи, Талдык, отведен в Айбугир и разветвлен на каналы с целью обмелить его и сделать не проходимым для наших судов. Близь мыса Урге выстроено укрепление, куда уже перевезены запасы из Хивы и Кунграда. Другое укрепление предположено было устроить на урочище Кара-Тамак. Прикочевавшие к Хиве наши киргизы освобождены были от налогов, с тем однакоже, чтобы в случае войны, они выставили по одному джигиту с каждых двух кибиток. Кроме того, для поддержания в киргизах уверенности в успехе, хан воспользовался прибытием какого-то турецкого эфенди и выдал его за посла, предлагающего Хиве союз и помощь Турции. Говорили, будто этот эфенди и действительно был агентом турецкого правительства, от имени которого просил освободить персидских рабов. Как аргумент в пользу этого, эфенди приводил необходимость расположив в свою пользу Персию, которая только потому не помогает ни авганцам, ни бухарцам, что они, беспрерывно вторгаются в ее пределы, забирают пленных и продают их в рабство.