Россия и Англия в Средней Азии - [15]

Не дождавшись ответа, Шир-Али-бий перевалил через горы в Каратегин, но был разбит соединенными силами кулябского и гиссарского беков и взят в плен. Генерал-губернатор посоветовал коканскому хану отправить в спорную территорию прежнего законного владетеля, Музафар-Шаха, чем должен был удовлетвориться и бухарский эмир, которого также просили отпустить зато коканского вождя из плена. Эмир исполнил и эту просьбу.

Таким образом, наше посредничество, уладило каратегинское дело, грозившее было серьезной распрей между Коканом и Бухарой. Это еще более подняло авторитет русского имени.

Неурядица последнего года, междоусобия и взаимные грабежи повлияли весьма неблагоприятно на благосостояние подданных эмира, а это, вместе с политическою распущенностью народа, выразилось появлением множества разбойничьих шаек, вторгавшихся иногда и в наши пределы. В особенности отличалась шайка Бабана, грабившая по дороге между Джамом и Катты-Курганом. Так как зиаддинский бек, (пограничный с нами) откровенно сознался в своем бессилии, то генерал-губернатор приказал принять все меры к уничтожению шайки, хотя бы она была застигнута и вне наших пределов. В средине декабря 1869 г., по получении известия о появлении шайки Бабана в 300 человек, из Катты-Кургана были двинуты полторы сотни казаков, которые настигли шайку в 18 верстах за нашими пределами и частью порубили, частью разогнали разбойников. 25 пленных были отправлены к зиаддинскому беку, который и велел их зарезать.

Еще до возвращения Тюря-Джана из С.-Петербурга, в Ташкенте распространился слух, будто эмир, недовольный результатом посольства, объявил народу о неизбежности новой войны с русскими и вступил поэтому в переговоры с Хивою и Авганистаном. Задержка в уплате контрибуции придавала этому слуху еще большее значение, но все это оказалось лишенным всякого основания, и наш нарочный, посланный к Эмиру с уведомлением о прибытии Тюря-Джана, сообщил, что Бухарцы напротив сами боятся нашего движения к ним, о наступлении же, конечно и не думают. Желая окончательно успокоить бухарцев, в этом отношении, генерал-губернатор, под предлогом ответа на многократные посольства эмира и, в особенности, на любезность, оказанную им посылкою любимого своего сына к Высочайшему двору, решился отправить в Бухару посольство, возложив эту миссию на полковника Носовича и придав ему свиту из 8 лиц и конвой из 50 казаков.

Посольство это было принято с большим почетом и выполнило возложенную на него миссию весьма успешно. Народ также относился к русским довольно ласково, чему способствовало то обстоятельство, что вместе с посольством пришла в Бухару и вода, пущенная по распоряжению Абрамова. Куш-беги ^{12} в разговорах с нашим послом между прочим высказал желание эмира получить 4000 ружей и мастеров для литья пушек, так как в случае войны с авганцами, ему нельзя будет обойтись с настоящим запасом оружия. Эта просьба конечно подала повод разъяснить эмиру: как он должен вести себя относительно Авганистана. Единственный результат нашего посольства заключался в успокоительных сведениях относительно политики эмира и общего настроения в Бухаре. Эмир вполне сознавал, что прочность его власти внутри ханства, зависит от поддержки, которую мы ему оказали и дал понять, что ради сохранения за собою престола своих предков, он готов даже стать в зависимое от нас положение. Эмир отклонил от себя всякую солидарность с замыслами кабульцев и шахрисябзсцев и решился не допускать Шир-Али-Хана утвердиться на правом берегу Аму-Дарьи.

Почти одновременно с прибытием в Бухару нашего посольства, явилось туда и посольство от кабульского эмира.

Еще раньше прибыли сюда послы турецкий и хивинский. Что за переговоры велись между эмиром и всеми этими послами — неизвестно. Говорят однакоже, что дело шло о составлении союза против России и что Эмир соглашался на это лишь при условии, что союзники самым делом, а не на словах только, признают его главенство. Так по крайней мере можно судить из следующих слов, сказанных эмиром послам авганским и хивинским: «я сильно и не один раз поплатился за то, что начинал войну... вы говорите мне, что я старший, приглашаете меня стать во главе... пусть сначала ваши ханы приедут ко мне, поклонятся мне и тем докажут мне, что признают мое главенство».

Такое требование, понятно, более походило на отказ, чем на согласие. Тут к тому же, подоспело русское посольство, торжественный прием которого показал искателям союза несбыточность их надежд, и с того дня турецкое и авганское посольство перестали показываться на улицах.

Мелкие и, полунезависимые бекства: кштутское, магиянское, мачинское, фарабское и проч., занимающая все пространство между зеравшанским округом, коканскими владениями и ходжентским уездом, по верховьям реки Зеравшана, составляли поэтому черезполосное владение бухарского эмира и служили убежищем для всего, что имело причины нас бояться или от нас укрываться. Бекства эти никогда не подчинялись, на самом деле, ни одному из соседних ханов. Генерал-губернатор решился держаться, относительно их, той же политики, какою руководился прежде эмир: предоставить их самим себе, не вмешиваясь в их внутренния дела и заботясь только о том, чтобы заставить их уважать неприкосновенность наших границ. Мы не изменили этому взгляду даже и после нападения, сделанного беками названных владений на отряд генерала Абрамова, возвращавшийся из экспедиции, снаряженной для исследования верховьев Зеравшана и озера Искандер-Куля. Но с появлением в заравшанском округе магианских и кштутских партизанов-разбойников, посланных беками с целью заставить нас отдать им какие-то два спорных кишлака, у нас решено было задать беспокойным соседям необходимый урок. Во всех этих нападениях можно было предполагать и другую, более сильную руку, указанную и голосом народа. С некоторого времени замечена была перемена к худшему в отношениях к нам шахрисябзских беков: напуганые прошлогодними рекогносцировками, беки эти сначала присмирели и с готовностью исполняли все наши требования, но со времени прибытия авганского посольства, беки совершенно изменили и тон свой и поступки.