Россия без Петра: 1725-1740 - [9]
Почему все-таки Петр, который, по мнению наблюдателей, хотел передать престол дочери Анне, этого тем не менее не сделал? И вот здесь возникает любопытный сюжет: Екатерина и Анна, мать и дочь, которые силою обстоятельств обе стали претендентками на российский престол и тем самым — соперницами. Об этом соперничестве, точнее — о стремлении Екатерины оттеснить от престола старшую дочь, пишут многие иностранные послы. Накануне коронации прусский посланник Мардефельд сообщил в Берлин, что сама Анна, которую император «сделал бы после своей смерти наследницей короны, если бы это только зависело от его воли>{1}, не очень хочет быть наследницей, ибо, во-первых, сочувствует великому князю, а во-вторых — гнушается престолонаследием, в особенности с тех пор, как заметила, что все мысли ее матери направлены на это дело и что она видит в ней соперницу… При этих обстоятельствах, да еще по той причине, что сама мать поддерживает отвращение старшей великой княжны к престолонаследию, сама домогаясь его, дело с браком получило другой оборот. Императрица из-за своих видов начала способствовать целям герцога Голштинского и дала ему, по возможности, случай видеться и разговаривать с великой княжной». Действительно, после объявления в ноябре 1723 года о коронации Екатерины ее внимание к герцогу как потенциальному зятю заметно возросло, так что камер-юнкер Голштинского герцога Ф. В. Берхгольц в своем дневнике от 19 декабря 1723 года отмечал, что императрица просила герцога не провожать ее, а побыть с принцессами, «что он очень охотно сделал, потому что весьма приятно проводить время с принцессой Анной, сидевшей подле него. Она теперь вообще, при всех случаях, бывает необыкновенно любезна с нашим герцогом» >21.
О тесной связи между коронацией Екатерины как ее конечной целью и браком Анны с Карлом Фридрихом писал и датский посланник Вестфален. После коронации в донесении от 18 мая 1724 года он сообщал в Копенгаген: «Вот, наконец, царица пришла к своей цели, которая заключалась в том, чтобы сорвать меры, кои царь принял для пользы своей старшей дочери в отношении наследования, и в том, чтобы полностью увериться в удалении этой дочери… которая стала в этом отношении ее соперницей. Он (герцог Голштинский. — Е. А.) все время твердо уверен в том, что, если бы замысел царицы потерпел неудачу, он никогда бы не получил в жены старшую из принцесс — теперь это совершившийся факт, в интересах царицы удалить эту принцессу как можно скорее». О том же 5 июля писал во Францию и Кампредон: «Царица сильно хлопочет об этом (о предстоящем браке герцога Голштинского. — Е. Α.), может быть, не столько из расположения к герцогу, сколько из желания определить дочерей еще при жизни царя и тем обеспечить свою собственную будущность» >22.
Читатель помнит слова Макарова о том, что Петр уничтожил свое завещание перед поездкой в Москву на коронацию Екатерины. Если это так, то мы теперь можем предположить, что в этом завещании, уничтоженном царем, вероятно по настоянию его «сердешненького друга Катеринушки», наследницей престола была названа Анна.
Все ждали, что после коронации жены Петр объявит свои намерения насчет брака Голштинского герцога с одной из своих дочерей. Но этого не произошло. Берхгольц пишет, что 21 мая герцог узнал, что принцессы собираются уезжать в Петербург. «Это было ему очень неприятно, потому что как сам он, так и почти вся Москва считали за верное, что в день рождения императора, то есть 30-го мая, будет сделано что-нибудь в пользу его высочества. Теперь все наши надежды разрушаются этим внезапным отъездом» >23.
Как говорят факты, царь не спешил с объявлением согласия на брак по многим (главным образом внешнеполитическим) причинам. Он долго взвешивал все «за» и «против» брака своей дочери с наследником шведского престола. И хотя в рескрипте от 6 мая 1724 года русскому посланнику в Стокгольме М. П. Бестужеву-Рюмину сообщалось, что Россия обещает после коронации Екатерины заключить «с надлежащим достоинством и формалитетом» брак Анны Петровны и Карла Фридриха, Петр колебался, ибо понимал, что России придется брать на себя серьезные обязательства по защите интересов царского зятя и в Швеции, и в самой Голштинии>24. Не был окончательно решен и вопрос о том, какая из дочерей царя станет Голштинской герцогиней: Анна или Елизавета. Впрочем, эта проблема герцога не особенно волновала — он ухаживал за обеими, ибо обе русские принцессы были очаровательны. О всех подробностях русско-голштинского дела скажу в главе «У истоков имперской дружбы…», а теперь отмечу лишь, что Петр тянул с разрешением «брачного дела», когда вдруг осенью 1724 года весь клубок отношений стал стремительно раскручиваться.
В дневнике камер-юнкера Берхгольца особый интерес представляют страницы за ноябрь 1724 года. 9 ноября он записал: «Сегодня нам сообщили по секрету странное известие, именно что вчера вечером камергер Мопс, по возвращении своем домой, был взят генерал-майором и майором гвардии Ушаковым и посажен под арест…»
А вот запись следующего дня: «
