Роскошь изгнания - [3]

Теперь, спустя пару месяцев как я стал хозяином книжной лавки, она преобразилась. Лишь две вещи остались нетронутыми. Одна – это вывеска «Дьюсон. Редкие книги» над входом, хотя я настаивал на том, чтобы позолотить надпись. И вторая – сам Вернон, еще более шелушащийся и тихий среди новой обстановки, ночной мотылек, ошеломленный рассветом.

Глядя в спину Вернону, который продолжал маячить у окна, я вдруг вновь пришел в ярость. Неблагодарному старому подлецу повезло, что он вообще имеет работу. Приобрети я этот магазин, когда мне было двадцать, я б не задумываясь выставил его и нанял кого другого, который знает, как надо продавать. К счастью для него, я уже насытился и в не меньшей степени, чем прибыли, жаждал отвлечься. Я был также достаточно умен, чтобы не терять своей выгоды, отваживая его старых клиентов. Вернон сохранил свою работу. Возможно, с моей стороны было нахальством ожидать благодарности.

В этот момент он испуганно схватился за сердце, что иногда случалось с ним и начинало меня немного беспокоить.

На сей раз его слегка прихватило из-за того, что по улице с ревом пронесся курьер на мотоцикле: раскат грома налетел на нас, материализовался в сотрясшую стекла вспышку хрома и унесся прочь. Когда воцарилась тишина, я услышал, как Вернон снова вздохнул у окна.

– Одиссей или Агамемнон, – пробормотал старик, – приняли бы этого юного варвара за бога. Бога… – Вернон, сверкнув очками, покачал головой, сам удивленный своей реакцией, и его голос упал до шепота: – Какого-нибудь бога молнии и урагана.

Он сложил руки на небольшом животике, и от него по магазину прокатилась волна печали. Может, Вернон и был чудаковатым книжным червем, но он даже не догадывался, как много между нами общего. Мне было пятьдесят два, и я сам начинал, так же как он, чувствовать усталость от нашего суматошного времени.

В задней комнате я увидел Кэролайн, сидевшую за столом с книгой в руках. Я нисколько не удивился этому. Кэролайн, угловатая девица, только что окончившая филологический факультет, поглощала книги с жадностью, опасной для здоровья, держа их у самого лица, словно щит, будто литература могла защитить в буквальном и прочих смыслах. Я взял ее в помощницы Вернону, который понемногу дряхлел, и он принял ее исключительно хорошо.

Под незрячим взглядом Байрона я приблизился к столу. Кэролайн приспустила книгу, и я увидел толстые линзы очков и жиденькие косицы.

– Доброе утро, мистер Вулдридж!

Тут вспышка боли пронзила меня, и я невольно потер живот, больше, чем всегда, убежденный, что это может быть только язва. Словно под диафрагмой неожиданно включили горелку. Когда огонь в животе погас, я заметил коробку – плоскую картонную коробку, набитую книгами, которая стояла под столом у ее ног.

– Что это?

– Коробка, мистер Вулдридж, – ответила Кэролайн, имевшая склонность к педантичной точности. Кэролайн, имевшая склонность к педантичной точности.

– Боже правый, да неужели? Дальше вы скажете, что в ней – омары.

– Какой-то потрепанный коротышка принес ее. С бородой.

– Принес с бородой? Гм. Где же борода? – Я диким взглядом окинул магазин, а Кэролайн в замешательстве ерзала на стуле, не зная, как ей воспринимать своего нового босса с его плоским юмором. – Ладно, не обращайте внимания. Этот парень смахивал на бродягу, да?

– Слегка.

– Пройдоха Дейв! – простонал я. – Так я и знал!

Дейв был кокни-«предприниматель», который преследовал меня на старом разбитом фургоне по всему Лондону, пытаясь продать разнообразное старье. Теперь, значит, он пронюхал, что я занялся книгами.

– Это ваш друг, мистер Вулдридж?

– Это, Кэролайн, один из неудачников, с которым я имею дело исключительно по своей доброте.

По шороху у двери я понял, что Вернон слушает наш разговор. Поскольку коробку принес один из моих знакомых по темному миру торговли антиквариатом, Вернон не снизошел до того, чтобы взглянуть, что там за книги. Однако, как выяснилось впоследствии, за этим стояло не просто ироническое отношение к моему поставщику.

– Ладно. Отнесу наверх и посмотрю, что приволок этот коробейник. – Я понизил голос до шепота и перегнулся к ней через стол. – Если старина Берн попытается приставать, включайте пожарную тревогу.

– Мистер Вулдридж! – прыснула Кэролайн.

Я нагнулся за коробкой и, когда мои пальцы коснулись картона, заглянул под стол. То, что я увидел, вызвало у меня легкую тошноту. По случаю теплой погоды Кэролайн отважилась надеть короткую юбку. Не привыкнув носить столь смелые наряды, она не удосужилась натянуть ее на свои прыщавые бедра, так что мне во всей красе открылись ее старушечьи панталоны.

Только Кэролайн могла продолжать сидеть в такой позе перед наклонившимся мужчиной. Девице было совершенно невдомек, что надо бы натянуть юбчонку на колени. Она явно была девственницей и, несомненно, останется таковою по гроб жизни. Будет вечно работать в книжных магазинах, будет все более знающей по части литературы и все менее живой, пока не засохнет и не тронется рассудком, как сам Вернон. Всякий раз, как звенел медный колокольчик над дверью, она вскидывала голову, словно ожидая увидеть Хитклифа или Дарси[Хитклиф – главный герой романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» (1848); Дарси – герой романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» (1796-1797).], в сапогах для верховой езды и сюртуке с высоким воротом, явившимся, чтобы умчать ее с собой.