Ронин - [47]

Не всегда богатство бывает показным.

Пока Ольга ложечкой пробовала мороженное, я смотрел в окно на здание банка.

Нет. О завтрашнем ограблении я думал меньше всего. А думал я, о товарище Вострикове

1882 года рождения, круглом сироте, и ученике сапожника. О том, что вот нашелся человек, который был для меня сейчас предсказателем моей будущей жизни. Но толку от этого было чуть. Ничего конкретного из него я не выжал. Знал одно, относился он ко мне не плохо и мне доверял, значит с таким человеком дело иметь можно до поры до времени. Значит всякая случайная пуля в товарища Вострикова попасть не должна.

Мне в будущем зачем-то остро понадобится, чтоб он примкнул к группе революционеров под руководством товарища Петровского… Только, если это так важно, почему я не передал сам себе весточку по течению времени? Ведь это так просто? В определенном историческом месте, которое существует достаточно продолжительное время сделать тайник и предупреждать самого себя от ошибок.

Стоп! Как я мог забыть? Ну конечно…мой многострадальный корявый клен. Лет ему много и возможно дупло существует. Это надо проверить и сегодня же, завтра времени не будет и может быть поздно.

— Ольга, вы простите меня, но мне срочно нужно в одно место? А вы отправляйтесь домой. Давайте я возьму вам пролетку?

Ольга выразительно посмотрела на меня и только открыла рот, но предупреждая её вопрос ответил:

— Не волнуйтесь, я не собираюсь сбегать. Часа через два я вернусь.

— Извозчик! — крикнул я, выскочив на улицу.

* * *

Трясясь в пролетке по булыжной мостовой, я чувствовал пятой точкой каждый камешек.

Поэтому меня подмывало отцепить окаянную телегу и ускакать верхом. Но я сидел на пружинном, обтянутым кожей диванчике, осматривался по сторонам, прислушивался к ощущениям. Что изменилось? Что-то очень сильно изменилось.

Каждому путешественнику знакомо то пьянящее чувство свободы, которое охватывает человека в незнакомом городе. Где его никто не знает, где он не связан рамками привычного существования. Где у встречного поперечного нет о нем никакого сложившегося мнения и стереотипа. И ты можешь начать жизнь заново, стать другим человеком, не опасаясь того, что знакомый тебе человек подойдет и скажет чтоб ты возвращался в привычный ему облик. Каждый раз перемещаясь в прошлое родного города я как бы открывал его вновь. Город и люди уже были незнакомые, но все же что-то родное и знакомое оставалось от прежнего. Теперь же после встречи с Востриковым я ощущал себя как алкоголик наутро с полной потерей памяти. Любой незнакомый мне человек мог обвинить меня во всех смертных грехах и мог оказаться прав. Человек из прошлого был из моего будущего. Нет. Страха не было. Я верил в себя, что ничего такого, за что мне было бы стыдно я не совершу. И к неожиданной смерти я был готов как учил Синмен сан.

Но некое душевное неудобство, словно ходишь в тесных ботинках и от этого приходится поджимать пальцы, не давало мне покоя.

Глава 8. Тело камня

Однажды некий князь спросил Мусаси: "Что есть "тело камня?" Мусаси ответил: "Пригласите, пожалуйста, моего ученика Тэрао Риума Сукэ". Когда появился Тэрао, Мусаси приказал ему убить себя, вспоров себе живот. Когда Тэрао уже собрался зарезаться, Мусаси остановил его и сказал князю: "Вот — тело камня".

Запись в "Тэрао Ка Ки", хрониках дома Тэрао

— Да простит учитель моё любопытство, — вежливо поклонился Иори. — О чем вы пишите?

Синмен сан не ответил а лишь кивнул следовать за ним. Скинув дзори в прихожей мы прошли с сенсеем в комнату для письма. Створка отъехала в сторону и с замиранием сердца я вошел следом за мастером. Рукописи. Черная тушь и белая бумага. Иероглифы тайными знаками усеявшие бумагу, постепенно в голове складывались в живые картинки

Вот два буси с мечами. Вот армии схлестнувшиеся в сражении. Вот победитель и побежденный. Вот пояснение почему победил один и проиграл другой. Но это не учебник фехтования, почувствовал я. В нем нет описания приемов и ложных выпадов. В нем лишь описание духа воина, каким он должен быть, чтоб быть победителем. И ещё..

От волнения я скользил по надписям силясь понять чего здесь не хватает, что ещё должно быть? Что-то важное, что ускользнуло от моего понимания. Нечто весьма ценное, что учитель не просто говорил и показывал. А даже обучил этому меня, и я исполнил это сам не понимая как, а спросить ещё раз стеснялся. Но описания не было. А может и было, просто невозможно вот так пробежавшись по свитку понять все значения и смыслы написанного. Неоднозначность иероглифов была пугающей. Так например структура знака 'би' состоит из двух символов. Символ 'барана' и пиктограммы — 'большой'.

Если вас назовут 'бараном' то стоит призадуматься не отрезать ли говорящему язык, или не прав ли он? Но если сенсей назовет своего ученика 'большим бараном' оскорбляться не стоит. Потому что в своем соединении они имеют значение — как громадный, большой, незаурядный, редкий талант. Но если речь идет об искусстве то значение может варьироваться как 'изящный', 'художественный', 'эстетичный' и т. д.

С поклоном я вернул учителю свиток.

— Сенсей ещё не дописал книгу? — уточнил я.