Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - [98]

.

Ответный удар Лэйнга был, что называется, не в бровь, а в глаз.

Надо признать, что Сас в этой полемике выглядит не очень хорошо. Во-первых, эту вражду и поиск различий в сходствах впервые затеял именно он. Лэйнг всегда обращал на это не очень много внимания. Во-вторых, в этом поединке он использовал не всегда чистые методы. В одной из своих статей Сас, в частности, будет припоминать Лэйнгу его семейные проблемы, копаясь в его грязном белье[383]. В-третьих, не менее ожесточенную полемику и критику Сас продолжает и после смерти Лэйнга, когда Лэйнг ответить ему уже не может.

Исследователь творчества Лэйнга Д. Берстон отмечает, что разница между Лэйнгом и Сасом обусловлена их различной направленностью. Сас, подчеркивает Берстон, – либертарианец, Лэйнг – экзистенциалист[384]. Теодор Иттен и Рон Робертс развивают ту же линию и говорят о том, что неприятие Сасом Лэйнга было обусловлено восприятием его как коммуниста, находящегося в оппозиции к философии свободного рынка, которая лежала в основе либертарианских принципов Саса[385].

По сути, Лэйнг и Сас отличаются направленностью своих исследований. Сас более политизирован, его интересует исторический контекст, причем, исторический в смысле исторического становления тоталитаризма или демократии. Лэйнг действительно более экзистенциален. В фокусе его внимания не исторические и эпистемологические, а онтологические основания общества. В своих взглядах и исследованиях они рознятся так же, как рознятся их первые книги. На самом деле именно первые книги показывают все различия. Однако они оба описывают идею психического заболевания как миф, за котором ничего не стоит, и обличают парадигму и методы психиатрии как института власти.

Франко Базалья – единственный антипсихиатр внутри антипсихиатрического круга, с которым у Лэйнга были нейтральные отношения, без острой критики (как с Сасом) и ярких ссор (как с Купером).

В своих идеях Базалья исходит из того, что психическое заболевание существует как заболевание, одной из основных характеристик которого является утрата свободы. Не общество изобретает этот диагноз, человек действительно болен, но общество придает болезни определенный статус, отводит этому больному определенное пространство – сумасшедший дом. Это место, где больной окончательно теряет как свободу, так и индивидуальность. Это место, где жизнь подчиняется определенным правилам, которые человек вынужден соблюдать.

В выступлении на Международном конгрессе социальной психиатрии в Лондоне (1964 г.) Базалья призывает проделать путь через последовательное разрушение сумасшедшего дома к сооружению больницы как места лечения психически больных. Первым шагом в этом лечении должно стать возвращение больному той свободы, которой его лишили сами психиатры. Для того чтобы окончательно вписать безумие в экзистенциальный порядок бытия, необходимо разрушить стену психиатрической больницы, открыть ее двери. Это необходимо по той причине, что безумец уже множество столетий существует в пределах сумасшедшего дома, как говорит Базалья, он воспринимает закрытую дверь как свой собственный внутренний барьер, а ограниченное пространство психиатрической больницы ассоциирует со своим внутренним вакуумом. Тем самым Базалья, так же как и Лэйнг, пытается вписать безумца в общественный порядок, снять с него отчуждение общества. Тем не менее, позиции Лэйнга и Базалья во многом расходились, эти расхождения они оба признавали и относились к ним весьма терпимо. В этом отношении любопытна беседа, состоявшаяся между ними в 1972 г.

Лэйнг не разделял идей Базалья о полном упразднении психиатрической больницы и невозможности ее реформирования. Сам Базалья характеризовал это отличие следующим образом:

В последние годы наша деятельность шла путями, в чем-то похожими, в чем-то отличными от тех, которыми двигался Рональд Лэйнг. Хотя наши методы различны, мы оба отдали себя борьбе за изменение реальности. Теория и практика Лэйнга фокусируются и концентрируются на индивидуальном субъективном изменении, тогда как мы склонны концентрироваться на социальном преобразовании, сосредоточивая внимание на других уровнях этой проблемы. Лэйнг стремится встряхнуть человека с его инерцией изнутри; мы посредством специфической деятельности стремимся преодолеть инерцию общества. Концентрация на чем-то не означает материализации, и эти два аспекта, субъективный и социальный, являются двумя сторонами одной реальности. Они развертываются в нас и одновременно определяют нас[386].

Лэйнг, таким образом, всегда акцентировал личностный аспект, и его реформирование психиатрических институций, как мы видели, всегда было направлено на то, чтобы найти идеальное место, где человек может пережить боль и счастье своего личностного, экзистенциального развития. Лэйнг действительно, и в этом Базалья совершенно прав, всегда шел от пациента и его опыта. Базалья же отталкивался от социальной и политической ситуации, для него первичными были социальные, а не личностные и экзистенциальные трансформации. Лэйнг настаивает:

Кто-то должен превзойти этот страх, это расстояние, отделяющее нас от боли других, которые напоминают нам о нашем собственном несчастье, наших границах и нашем отчаянье. <…> Это далеко не просто, жить с людьми, которые переживают расстройство, которые переживают безмерные страдания. Быть способным пережить их муки – это очень трудная вещь