Ромашка - [24]

Но красота этой весны принесла Оксане не радость, а боль.

В эти весенние дни Оксана не могла не думать об Андрее — мысль о любимом преследовала ее ежечасно, ежеминутно. Она жила в том городе, где он родился к вырос. Все здесь напоминало об Андрее: и улицы, и дома, и деревья, и цветы. Особенно цветы…

Горек был душистый воздух синих вечеров, вечеров, созданных для первой, целомудренной, юношеской любви. Ночью Оксана вскакивала с постели и раскрывала окна. В небе сияла луна, струившая на землю нежный, мягкий таивший в себе колдовские силы, серебристый свет. Со стороны аэродрома долетал то усиливавшийся, то отдалявшийся гул самолетов. Но за домиком в саду, словно протестуя против этих враждебных, чуждых природе звуков, техкал, заливался трелью одинокий соловей.

Девушка сидела у окна. Слезы катились из ее раскрытых глаз. В эти минуты война казалась Оксане не только жестокой, но и чудовищно нелепой, неправдоподобной. В эти минуты она не перила в существование Анны Шеккер, не верила тому, что случилось в вагоне и еще раньше — в селе Ракитном. Она была обыкновенной девушкой, она любила, тосковала, она изнемогала от горя и тоски.

Но Анна Шеккер существовала. Каждое утро Оксана появлялась на аэродроме к назначенному часу, неизменно бодрая, подтянутая, веселая. Дела старшей официантки шли прямо–таки отлично. Капитан Бугель уже успел передать владельцу комиссионного магазина два чемодана с продуктами, и его тайная компаньонка получила свою долю барыша. У Анны Шеккер появились новые туфельки, синяя шевиотовая юбка, спортивная куртка из светло–коричневой замши и еще множество других, более мелких, но нужных девушке вещей. За время работы в столовой она заметно поправилась, похорошела, и когда капитан Бугель увидел Анну в новом наряде, он счел нужным ее предупредить.

— Вы найдете хорошего жениха, Анна. Только не связывайтесь с каким–нибудь летчиком. Это все пустые и легкомысленные люди. Выбирайте кого–либо попроще и посерьезнее. Вам нужен человек, который ходит по земле, а не летает в облаках. Я говорю вам это так, как бы сказал своей родной дочери.

Анна поблагодарила начальника столовой за отеческий совет и сказала, что решится на замужество только после окончания войны.

— Правильно! — одобрительно, но мрачно усмехнулся капитан. — Муж на войне — это уже наполовину не муж, а покойник. Сколько вдов, боже мой, сколько несчастных вдов!..

Но капитан Бугель преувеличивал события: в ту пору еще мало вдов было в Германии.

Гитлеровцы снова наступали. Они овладели Керчью и заявляли, что «падение Севастополя, упорно обороняемого кучкой обезумевших, фанатически преданных советской власти политруков и матросов, — дело ближайших двух–трех дней». Южнее Харькова им удалось пленить большую группу советских войск. Они начали прорываться к Курску, Воронежу, Купянску.

Оксана читала немецкие газеты, слушала радио, смотрела на карту. Она улыбалась — Анну Шеккер должны были радовать такие великолепные сводки с фронта. Обещанное фюрером летнее наступление было в разгаре, а лето только начиналось… У Оксаны спирало дыхание, когда она рассматривала карты, печатавшиеся в газетах, улыбка застывала на ее лице, словно приклеенная. Черные стрелы, обозначающие направление ударов гитлеровских армий, с каждым днем продвигались дальше на восток. Где, на каком рубеже советские войска остановят врага? Остановят ли?

Тихий не появлялся. Связные выходили навстречу Оксане раз в неделю, регулярно. Но девушка все чаще и чаще вместо обычной «посылки» подавала им условный знак «все по–старому». Ничего нового Оксана не могла сообщить: вот уже около месяца на Полянском аэродроме базировалась прибывшая сюда дивизия бомбардировщиков дальнего действия; прежние части авиации — легкие бомбардировщики и истребители — перекочевали поближе к фронту.

Чтобы хоть немного рассеяться, девушка в свободное время бесцельно бродила по городу. Чаще всего она уходила на окраину, туда, где на тихих улицах стояли беленькие домики, окруженные садами. Почти в каждом домике окна, выходившие на улицу, были закрыты ставнями. Их взрослые обитатели старались не показываться без дела на улице, да и во Двор выходили редко, точно боялись «дурного глаза». Только неугомонная детвора собиралась в стайки, носилась по улицам, подымая босыми ногами пыль, заводила игры. Но и дети при появлении немцев или полицаев быстро исчезали в своих калитках, и улица становилась совершенно пустынной.

Однажды во время своей прогулки Оксана очутилась на незнакомой улице. Она ничем не отличалась от других, только тут, пожалуй, было больше зелени, домики по самые верхушки крыш тонули в густой листве деревьев.

Девушка шла узким тротуарчиком по теневой стороне, и вдруг при одном взгляде на калитку у нее перехватило дыхание. На столбе была прибита полоска жести с надписью: «Цветочная, № 10, П.Ю.Кулик». Первым чувством, появившимся у Оксаны при виде надписи, была не радость, а страх. Она совершила недозволенное: ей нельзя ходить по этой улице, ей нужно немедленно уйти отсюда. Но что–то большее, чем любопытство, заставило девушку идти дальше. Оксана поняла, как долго обманывала себя: ее блуждания по городу не были бесцельны — она давно уже искала ту улицу, где жил Андрей и где, может быть, по сей день живет его мать.