Романы в стенограмме - [11]

Есть люди, которые говорят, что русские жаждут вступать в дружбу с немцами. Хейнцельман, мой друг, утверждает, например: если бы наши отцы поуправляли там немножко и установили свой порядок, он бы русским понравился. Другим кажется, что русские обхаживают немцев, чтобы перевоспитать их в политическом отношении.

Так вот, теперь у меня есть опыт, и я вам точно скажу: и то и другое неверно, я должен даже сказать — к сожалению, неверно. Русские подвержены тем же страстям и порывам, что и мы, иначе никогда не могло бы произойти то, что случилось со мной.

Мы пошли в цирк, заглянули в несколько кафе и под конец обосновались в маленьком подвальчике. В стену над стойкой бара были вставлены камни, море, видно, долго продержало их в своей пасти, чтобы обсосать до такой карамельной гладкости. Камни торчали в стене, как ядра средневековых пушек, их обложили цветной мозаикой, и получилось что-то вроде картины, знаете, такой абстрактной. Камни — чтобы создавать настроение к коктейлю «Рыбацкий», который подавали там вместе с кофе. Коктейль сильно отдавал морской водой, и мы, попробовав его, отставили и принялись за кофе, которым постарались парализовать действие трех бутылок водки, выпитых прежде в других местах.

Нас было четверо мужчин и четыре женщины, двое немецких мужчин и две немецкие женщины (совсем как в национальном гимне, а?). Остальные, двое мужчин и две женщины, были русские. И двое мужчин были женаты на двух из этих женщин, но остальные женаты не были. Сложно? Вы уже заметили, какой я плохой рассказчик? Теперь надо мне задним числом сделать небольшое предисловие.

Мы путешествовали вместе с Иреной не первый раз. Детей у нас не было. Знаете, как обычно бывает: сначала мы не хотели, а когда обзавелись всем необходимым, родился ребенок, таких называют «контерганкинд».[1] Слава богу, он умер через несколько месяцев. Я это говорю только потому, что Ирена не слышит. Она была матерью до мозга костей. Это был ее ребенок, и ей было все равно, есть у пего руки или нет, а то, что деформирована голова, пока он такой маленький, для нее вообще не имело значения.

Что до меня, я был искренне рад, когда ребенок умер, потому что видал таких детей по телевизору. Толпа детей, и у каждого чего-нибудь не хватает. Из них всех можно сконструировать одного, у которого будет все, что положено. Нет уж, спасибо. Здесь я присоединяюсь к точке зрения моего друга Хейнцельмана, он сторонник эвтаназии[2] и много всего прочитал в газетах за и против.

Я работал на заводе оптических приборов, а Ирена — в конторе шахты. Квартира наша обставлена была как полагается. Машину покупать мы не хотели, вернее, Ирена не хотела. Ей претило, когда люди заводят машину или собаку вместо ребенка, а рисковать еще раз мы не решались. Боялись снова вытащить пустой билет в лотерее. Тут мы были вполне солидарны.

Некоторое время Ирена носилась с мыслью усыновить ребенка, но я был против. Не надо пренебрегать мудростью старших. Мой отец, а уж он-то понимал кое-что в жизни, придерживался мнения, что главное в человеке — это кровь и наследственность. Ребенка, чей отец был еврей или цыган, вы узнаете сразу по цвету кожи, по волосам, по глазам. А как узнать ребенка, чей отец преступник-рецидивист?

Короче говоря, с детьми у нас не вышло, и это дало нам возможность во время отпуска отправиться путешествовать. Разумеется, за границу. На то, чтобы увидеть Лорелею или Цугшпитце, отпуск транжирить жаль. На это хватит и выходных.

Мы побывали в Италии. Должен сказать, что Рим понравился мне гораздо меньше, чем моему другу Хейнцельману, который прочел кучу проспектов об Италии. Я считаю, что обо всем надо судить по тому, что увидел сам, а не по книгам. Развалины Афин, например, напомнили мне развалины Берлина в 1945 году, а вовсе не времена какой-то там Минервы. Вот Пиза, она находится в Италии, Пиза мне больше пришлась по вкусу. Просто диву даешься, как косо стоит эта башня — и безо всякой подпорки! Венеция, ну, это то же самое, что наш Шпреевальд, только что по берегам каналов вместо ольхи торчат дома. А их гондолы с задранными носами, по-моему, просто ерунда. Я полагаю, у нас есть свои, немецкие, места, куда стоит поехать, а если уж тебе приспичило покататься по каналам, поезжай в Шпреевальд и не забирайся так далеко. В Мамае было неплохо — во-первых, дешево, а потом мы встретили там тетю Гедвигу из Кирица,[3] посидели с ней спокойненько и выпили за ее здоровье.

В Испании Ирена вдруг стала замечать недостатки. Она нашла, что народ живет там не так уж хорошо, ее почему-то возмущал католицизм, она называла его лицемерием. Я ей сказал: «Нам-то какое дело? Мы здесь только гости». Но она не успокоилась. Надо сказать, перед поездкой в Испанию Ирена потеряла свое место в конторе. Она не проштрафилась, тут я голову дам на отсечение. Шахты закрыли. Я сам удивился, как они посмели это сделать. Но мой друг Хейнцельман сказал, что это связано с горючим. Сразу и не поймешь, при чем тут горючее.

Ирена никак не могла примириться со своим увольнением. Ей нетрудно было получить другую работу — и она устроилась на другую работу, но, несмотря на это, все продолжала волноваться. «Как они смеют так обращаться с нами!»