Романтические приключения Джона Кемпа - [15]

Уже после того как они прочно расположились в этом городе, капитан Феро улучил время подумать, как ему надлежит поступить в связи с тем, что капитан д’Юбер получил новое назначение и состоял теперь в качестве третьего адъютанта при особе маршала. Он размышлял об этом чуть ли не всю ночь, а утром позвал двух преданных ему приятелей.

— Я все это обдумал, — сказал он, глядя на них утомленными, налитыми кровью глазами, — я вижу, что мне прямо-таки необходимо избавиться от этого интригана. Вот теперь он ухитрился примазаться к личному штабу маршала. Это прямой вызов мне. Я не могу допустить такого положения, при котором мне каждую минуту может грозить неприятность получить через него любой приказ. Да еще черт знает какой! Я уже испытал это однажды, с меня довольно. Он это прекрасно поймет, не беспокойтесь. Больше я вам ничего не могу сказать. Вы теперь знаете, как поступить.

Поединок состоялся в окрестностях города Любека, на весьма открытом участке, который был заботливо выбран, дабы удовлетворить единодушное желание кавалерийского полка, чтобы на этот раз противники встретились верхами на конях. В конце концов ведь эта дуэль является достоянием кавалерии, и драться все время как пехотинцам — это значит в какой-то мере высказывать пренебрежение к собственному роду оружия. Когда секунданты, несколько опешившие от такого неслыханного предложения, довели условия дуэли до сведения своих принципалов, капитан Феро ухватился за эту мысль с радостью. По каким-то тайным причинам, связанным, несомненно, с его душевными качествами, он считал себя неуязвимым в седле. Оставшись один у себя в комнате, он потирал руки и, ликуя, приговаривал:

— Ага, мой штабной красавчик, мой душка-офицерик, вот ты мне когда попался!

Капитан д’Юбер, в свою очередь выслушав секундантов, некоторое время внимательно смотрел на своих друзей, затем пожал плечами. Эта история бессмысленно, бесконечно отравляла ему существование. Одной нелепостью больше или меньше в этой канители — для него не имело значения. Ему вообще претила всякая нелепость. Но со свойственной ему учтивостью, он только чуть-чуть иронически улыбнулся и ответил спокойным голосом:

— Ну что ж, это до некоторой степени внесет какое-то разнообразие в нашу затянувшуюся дуэль.

Оставшись один, он подошел к столу, сел и обхватил голову руками. Он не щадил себя последнее время. А маршал не давал своим адъютантам ни отдыху, ни сроку. Последние три недели этих походов при отвратительном ненастье подточили его здоровье. Когда он переутомлялся, зажившая рана в боку давала себя чувствовать, и это болезненное ощущение действовало на него угнетающе. "И все из-за этого животного!" — с горечью думал он.

Накануне он получил письмо из дому, где ему сообщали, что его единственная сестра выходит замуж. Он подумал, что с тех пор как он уехал из дому в гарнизонные войска в Страсбург (ей было девятнадцать, а ему двадцать шесть), он видел ее урывками всего только два раза. Они были очень дружны и всегда поверяли друг другу свои тайны. А теперь ее отдадут какому-то человеку, которого он, д’Юбер, не знает, и пусть это будет превосходный человек, но разве он может быть хоть сколько-нибудь достойным ее? Он, д’Юбер, никогда больше не увидит свою прежнюю Леони. Какая она была умница! Вот уж дельная головка! И сколько такта! Конечно, она сумеет прибрать к рукам этого своего супруга. Он не сомневался в том, что она будет счастлива, но чувствовал, что он уже теперь не будет занимать первое место в ее мыслях, как это было всегда с тех пор, как она начала говорить. Охваченный воспоминаниями о своем невозвратимом детстве, капитан д’Юбер, третий адъютант принца Понте-Корво, погрузился в печальные размышления.

Он отложил поздравительное письмо, которое начал было писать без всякого воодушевления, просто из чувства долга, взял чистый лист бумаги и написал на нем следующие слова: "Это моя последняя воля и мое завещание". Глядя на эти слова, он грустно задумался. Предчувствие, что он никогда не увидит тех мест, где протекало его детство, давило его, как камень, и возмущало обычное спокойствие его духа. Он вскочил, отпихнул стул, зевнул, как бы в доказательство того, что не верит ни в какие предчувствия, бросился на кровать и заснул. Во сне он время от времени вздрагивал, но спал не просыпаясь.

Утром он отправился верхом за город в сопровождении своих секундантов и, разговаривая о том, о сем, поглядывал с напускным равнодушием направо и налево — на глубокий утренний туман, окутывавший ровные зеленые поля, обнесенные изгородью. Перескочив через ров, он увидел вдалеке смутные силуэты всадников, которые неясными рядами вырисовывались в тумане. "Мы, похоже, будем драться на виду у галерки", — с горечью подумал он.

Секунданты его были сильно озабочены состоянием атмосферы. Но вот бледное, чахлое солнце выглянуло из сплошного тумана, и капитан д’Юбер различил вдалеке трех всадников, отделившихся от остальных. Это был капитан Феро с секундантами. Он вытащил саблю из ножен и попробовал, крепко ли она держится на темляке.

Секунданты, съехавшись тесной группой, так что морды их лошадей сблизились, теперь легкой рысью отъехали в разные стороны, оставив между противниками широкое чистое поле. Капитан д’Юбер смотрел на бледное солнце, на угрюмые поля, и нелепость неминуемой битвы приводила его в отчаяние. С дальнего конца поля зычный голос мерно выкликнул команду: