Романтические приключения Джона Кемпа - [109]

Второй раз он, оказывается, видел, как дон Рамон (тоже шпион пиратов!) увел меня с места казни, и наконец, в третий раз он зашел в лавку в тот момент, когда Карлос (самый свирепый из пиратов, наверно!) увел меня в комнату, где находились Серафина, дон Бальтасар и О’Брайен. Сыщики, следившие за лавкой Рамона, говорили, что я не вышел оттуда больше, а потом был открыт подземный ход, ведущий на набережную.

— Очевидно, этим путем подсудимый являлся на Ямайку и тайком покидал остров, — закончил он свои показания и с довольным видом уселся.

Я не был настолько глуп, чтоб не видеть, как самые невинные события моего прошлого собрались, чтоб раздавить меня вдребезги. Но я решил заставить этого человечишку подтвердить, что я был на Ямайке все эти годы. Я громко сказал, когда он кончил:

— Ну, наконец-то моя очередь!

По лицам судей, присяжных и обвинителей пробежала ехидная усмешка. Но мне было все равно: я сам улыбнулся не менее ехидно и накинулся на свидетеля:

— Вы, конечно, знаете, что все те два года, которые Николс хозяйничал в Рио-Медио, я был в Хортон-Пене, помощником управляющего Макдональда, в поместье моего зятя, Руксби. Вы не можете не знать — это лежало на вашей обязанности: ведь вы были шпионом герцога Манчестерского.

Мой противник важно расселся на скамье, выставив свои короткие руки, унизанные разноцветными кольцами. Он то и дело гладил себя по голове, чтобы показать эти кольца присяжным и публике.

— Ничего подобного я не знаю, — холодно сказал он и положил руку на спинку скамьи, чтоб кольца были виднее.

— Но вы слыхали обо мне. Топнамбо меня звали.

— Господа Топнамбо иногда упоминали о негодяе по имени Кемп, который пытался проникнуть в их общество.

— Но вы знаете, что я жил на острове, — поймал его я.

— Вы хотите сказать, что вы там появлялись, к сожалению, очевидно ненадолго, а то мы бы вас поймали. Но негодяй Рамон помог вам удрать.

— Вы слышали о моем зяте, Руксби?

— Никогда не слыхал, — небрежно бросил он.

— А об его управляющем, мистере Макдональде?

Милое старое лицо миссис Макдональд всплыло перед моими глазами.

— О да, о них я слыхал. Дядя — отвратительный старый шотландский бунтовщик. Хортон-Пен был центром сепарационистов. Старика тоже следовало повесить, не говоря уже о его племяннике, злобном клеветнике. Он поносил всех честных людей. Он был вашим агентом тоже. Мы все знаем, не беспокойтесь!

— Все это ерунда, — махнул я рукой. — Скажите лучше, что вы знаете обо мне?

— О вас? — фыркнул он. — Знаю, что вы явились неизвестно откуда, назвались сыном графа, пытаясь проникнуть в лучшее общество, как например… э-э-э… к моим друзьям Топнамбо, но они вас и знать не желали, и тогда вы уединились; никто вас не видел, очевидно, вас на острове не было. А потом вы пытались вместе с этим горбатым клеветником, Дэвидом Макдональдом убить меня и адмирала и мистера Топнамбо, ночью, когда мы ехали с бала. А потом ваш агент Рамон помог вам бежать, прежде чем мы успели вас арестовать. Вы исчезли с острова окончательно.

Я не сдавался. Я цеплялся за каждое его слово, я должен был его поймать!

— Вы сами покупали у старого Рамона контрабандные товары для адмирала, а его фрегаты отвозили их тайком в Кей-Вест.

— Это ложь, клевета, клянусь честью! — сказал он.

— Неправда! Вы купили у Рамона больше ста мешков подмоченного кофе за триста фунтов!

Глаза его забегали. Он вдруг посмотрел на прокурора и выпрямился.

— Никогда в жизни я ничего не покупал!

Я потерял терпение и изо всей силы стукнул кулаком по перегородке, утыканной гвоздями. Я был так взбешен, что не заметил как гвоздь вошел в мясо и кровь закапала на пол.

— Лжец! — заорал я. — Рамон сам мне говорил!

— Да, с Рамоном вы были друзьями, — ухмыльнулся он.

Я оставил его в покое. Мне не было спасенья. Кто-то сказал резко:

— Мы на этом заканчиваем допрос свидетелей обвинения. — Старый лорд Стоуэлл вздрогнул, как будто от холода, посмотрел в окно и сказал:

— Подсудимый, теперь по правилам судопроизводства вы можете обратиться к суду. После этого, если у вас есть защитник, он может вызвать ваших свидетелей, если они имеются.

В зале суда потемнело. Я стал излагать историю моей жизни: так ясно, так очевидно было все для меня — и все же я знал, что бесполезно было рассказывать мою жизнь здесь, в суде…

Помню, что у себя в камере, обдумывая свою речь, я решил, что буду очень краток, буду говорить ясно и спокойно: "В такой-то день я высадился в Кингстоне на Ямайке, направляясь в поместье моего зятя, сэра Ральфа Руксби из Хортон-Прайори в Кенте".

Я действительно говорил сдержанно и ясно. Я был спокоен. Помню хорошо, что смотрел я все время на молодую девушку в публике. Ее глаза, как зачарованные, были устремлены на мою руку. Я хотел двинуть рукой, но в нее глубоко вошел гвоздь. Я, почти не замечая, снял руку с гвоздя. Боль была незначительна, как булавочный укол. Но кровь не переставая мерно капала на пол.

Зажгли свечи. Глубокие тени косо легли на стены. Лицо лорда Стоуэлла казалось суровей и старше. Внизу, в группе обвинителей шел тихий разговор. Один из них взглянул на меня и проговорил вполголоса:

— Надо было б ему перевязать руку.