Романовы - [59]

Мы с Алексеем, два призрака, сидели, полные решимости выжить и доказать, что они ошибаются.

24

Лучше бы мы не поехали. Куда, я полагала, нас доставят? Юровский и его люди перевозили наши тела не столько чтобы похоронить, сколько чтобы уничтожить все свидетельства нашего существования. Теперь ясно, куда он так часто ездил верхом – найти место захоронения.

То, какую могилу он выбрал, причиняло боль.

Ствол шахты в зарослях густого Коптяковского леса. Мы добирались до места более двух часов, потому что грузовики постоянно буксовали в грязи. Юровский был в ярости. Они забрали тела моей семьи и сняли с них одежду, чтобы сжечь, а затем бросили трупы в шахту.

Поверх вылили кислоту, стремясь уничтожить даже их кости. Их наследие. Царских похорон не будет. Траура для тех, кто по-прежнему верен династии, не будет. Возможно, мир никогда не узнает, что мы умерли.

– Не могу на это смотреть, – прохрипела я, только тогда осознав, что мы присоединились к палачам, потому что я еще не была готова проститься. Но что хорошего мы делали? – Нам пора, Алексей.

– А как же наши тела? – Он смотрел на людей, работавших в шахте. Мы слышали Юровского, оравшего, что та недостаточно глубока. Что им придется тащить тела наверх и искать новое место.

– Действие заклинания, скорее всего, скоро кончится. – Я прищурилась, глядя, как небесное сияние вновь скрывается за горизонтом, хотя утро еще не пришло. Болезненный свет выявил жуткие попытки Юровского скрыть улики. – И когда это случится, думаю, мы вернемся к нашим физическим формам. Или, возможно, умрем. – Я содрогнулась при мысли о возвращении в свое тело на дне шахты вместе с остальными трупами нашей семьи.

– Мы должны привести сюда Белую армию. К самой могиле. – Алексей развернулся лицом к лесу. – Рассказать им, что сделал Юровский, чтобы правда не умерла вместе с нами. Он старается держать нашу казнь в секрете – вероятно, потому что это приведет белых в ярость.

– Как это сделать, если нас никто не видит и не слышит?

Он взял меня за руку.

– Я должен попытаться.

Я вспомнила, как мы с ним разговаривали о его долге и о том, насколько беспомощным он чувствовал себя. Больной солдат. Он учился быть вожаком, но ему некого было вести. Теперь есть. Меня. Пусть у него и нет трона, но он – законный наследник престола.

И мой долг – поддержать царевича. Помочь ему найти Белую армию. Помочь ему выжить.

– Показывай дорогу.

Сквозь лес мы поспешили обратно к Екатеринбургу, все дальше и дальше от семьи. Долгий путь не утомлял. Густой подлесок не мешал идти. Лужи, частые на болотистой земле, не обдавали брызгами. Мы бежали, бежали и бежали, не уставая, едва дыша. Несмотря на отрезвляюще отчаянное положение, Алексей мчался с дикой свирепостью. В призрачной форме он был таким здоровым, каким никогда не чувствовал себя раньше.

– Посмотри на мои ноги, – сказал он, перепрыгивая через бревно. – Смотри внимательно.

Он попытался сделать корявое колесо.

– А сейчас? – Он петлял между деревьями, не замечая препятствий.

– Это великолепно, – все, что я могла выдавить, прежде чем ужас перед нашим неминуемым концом овладел моим разумом. Я не хотела возвращения в физическое тело. Не желала пробуждения в шахте Юровского. Я бы предпочла, чтобы мы просто умерли. Пожалуйста, Господи, пусть это будет смерть.

Мы бежали уже больше часа, когда деревья начали редеть. Этот лес не напоминал о доме. Тайга не приглашала в свежие, земные объятья. Она ощущалась скорее врагом, чем другом.

Я пошла медленнее, все чувства насторожились. Протянула руку, останавливая Алексея.

– Слушай.

Когда мы остановились и сосредоточились на звуках леса, шум, который, показалось, я слышала, уже затих. Вскоре раздался еще один звук. Хриплый человеческий стон.

Впереди.

Я нырнула за дерево, но Алексей двинулся вперед.

– Вспомни, нас никто не может слышать. И видеть.

Мы пробирались через лес, пока в лабиринте деревьев я не заметила какую-то фигуру. Хотя Алексей был прав – мы невидимы и не слышны для обычного мира, – я все равно жалась к деревьям и выглядывала из-за стволов.

И тут я увидела его.

Заша.

Моего палача. Он стоял на коленях у ствола огромного дерева, обхватив голову руками и положив пистолет на колени.

– Господи, – произнес он едва ли громче шепота, – прости меня.

Господи? Прости? Как смеет Заш просить прощения? Он застрелил меня! Ничто не могло изменить того, что он сделал.

Его пальцы вцепились в волосы, словно в попытке вырвать воспоминания. Как будто боль могла заглушить их крики…

– Это же Заш! – ахнул Алексей. Он казался взволнованным. То, что брат увидел, будто обнадежило его.

– Он застрелил меня, – отрезала я. – Мы не можем ему доверять.

Брат замолчал. Мне казалось неправильным наблюдать за страданиями Заша, словно за спектаклем. Но я не верила и половине сказанного. Так продолжалось, пока мой палач не затих и, казалось, не погрузился в следующую стадию – смирение. С холодной безнадежностью он потянулся к коленям и поднял пистолет, глядя на оружие так, словно никогда раньше не видел.

Затем направил ствол в сердце. Передумал и приставил дуло к подбородку.

– Нет! – крикнул Алексей.

Даже я была ошеломлена. Прежняя Настя не хотела, чтобы Заш ушел из этого мира. Но новая Настя не желала, чтобы он существовал после содеянного. Или избавлялся от страданий: я разозлилась, увидев, что Заш решил уйти из жизни. Сбежать. Он не заслуживал свободы от боли, которую испытывал. Его страдания были наказанием за то, что он решился казнить мою семью.