Романовы - [55]

Лицо Заша вытянулось в некоем подобии смирения. Он неправильно истолковал мой жест, но теперь я ничего не могла с этим поделать. Скоро он все увидит. И я молилась – о, я так горячо молилась, – чтобы его пощадили. Чтобы он оказался в безопасности. Чтобы смог сбежать вместе с нами.

Глубоко вздохнув, он выпрямился. Если он может быть храбрым, то и я тоже – несмотря на то что мы были полны смелости по разным причинам.

Я спустилась по лестнице, считая на ходу ступени. Двадцать три. Столько же лет папа просидел на троне. Мы вошли в комнату с единственной голой лампочкой, свисающей с потрескавшегося оштукатуренного потолка и отбрасывающей желтый свет от стены к стене.

Мама остановилась и взмахнула тростью.

– Почему здесь нет стульев? Негде присесть? – Неужели Юровский ожидал, что мама и Алексей сядут на холодную землю? Как долго мы здесь пробудем?

– Разумеется. – Юровский послал большевика за стулом.

Мужчина вернулся через несколько минут, что-то бормоча себе под нос, и с грохотом поставил стул перед мамой, а затем перед Алексеем.

– Наследник хочет умереть сидя? Отлично. Вот ему стул.

Этот большевик думал, что мы все собираемся умереть. Конечно, белые не убьют нас. Они поймут, что мы заложники. Они придут спасти нас.

Папа усадил Алексея на стул. Брат смотрел на охранников широко распахнутыми глазами, ловя каждое их движение. Каждый их шепот. Каждую эмоцию. Он нахмурился, явно сбитый с толку тем, что увидел.

Мама опустилась на другой стул.

– Прошу всех занять места позади царя и царицы.

Впервые Юровский использовал титул папы.

Мы отошли за спину родителей, и отец встал перед Алексеем. Мне не нравилась мысль о том, что он примет на себя основную тяжесть наступления Белой армии, но он был солдатом. Он должен знать, что делать и как защитить нас.

Я скрестила руки на груди и встала в стороне, напротив двери, показывая Юровскому, что не боюсь. И по-прежнему не считаю себя обязанной подчиняться. Трупп и Харитонов расположились передо мной. Защищая меня.

– Ждите здесь, – скомандовал Юровский. – К нам приближается грузовик, который отвезет вас в безопасное место. – Он вышел из комнаты, оставив нас с тремя солдатами.

Значит, Юровский собирается нас перевозить. Тогда-то и надо будет использовать заклинание. Если Белая армия не прибудет до того, как Юровский погрузит нас в грузовик, о котором он упоминал, тогда я использую колдовство, как бы оно ни действовало. Маленький уголек взволнованно прыгал у меня на языке, словно угадывая план. Я не могла дождаться момента его освобождения. Жаждала узнать о его силе, которая наверняка поможет нам сбежать.

Мы не могли позволить большевикам снова властвовать над нами. Я посмотрела на папу. Он почувствовал мой взгляд и встретил его. Я подняла брови и поднесла руку к груди, где лежала матрешка. Он медленно кивнул. Это было все, что мне нужно.

Спустя где-то полчаса, в которые я переминалась с ноги на ногу и перекатывала заклинание на языке, что-то загрохотало поблизости. Похоже, грузовик. Послышался шум тормозов, затем шаги. Юровский вернулся. Большинство из нас к этому моменту уже прислонились к стене, но Заш оставался неподвижным. Он выглядел болезненно, стоя под единственной лампочкой, освещающей помещение.

Я никогда не видела его таким бледным и больным.

Юровский открыл дверь и ввел в комнату группу солдат. Неужели нам действительно нужно так много сопровождающих? Я не узнавала некоторых из них.

– Ну вот, мы все здесь, – повернулся папа к коменданту. – Что вы теперь собираетесь делать? – Он устал от ожидания. Его утомили недомолвки.

Только тогда я поняла, что Юровский держит в левой руке листок бумаги.

– Пожалуйста, встаньте.

Мы все оттолкнулись от стены, и мама с ворчанием поднялась со своего места. Алексей остался сидеть в кресле, не в силах встать ни с чьей-то помощью, ни без нее.

Юровский откашлялся и высоко поднял газету.

– Ввиду того, что ваши родственники в Европе продолжают нападать на Советскую Россию, президиум Уральского областного Совета приговорил вас к расстрелу.

Папа вскинул голову.

– Постойте. – Лицо его стало белым, как молоко. – Что?

– …областной Совет, исполняя волю Революции, постановил расстрелять бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях против народа. – Юровский вытащил из кармана кольт и выстрелил папе в грудь.

21

Звон в ушах.

Тишина.

Папа упал на землю, его униформа превратила удар в мягкое шлеп. Кровь собралась в лужу. Пульсирующая все медленнее и медленнее.

Я слышала ее.

Я слышал, как ее Песнь умирает.

Романов. Ро… манов. Ро… ма… нов.

Солдаты выставили ружья.

Они целились не только в папу. В нас. В каждого.

Я мысленно закричала, не в силах понять, что происходит. В глазах Заша отразилась дикая паника. Он вскинул пистолет.

И прицелился мне в грудь.

Я все еще дышала. Сердце папы еще колотилось. Я не могла отвести взгляда от Заша, даже когда его товарищи нажали на курки. Даже когда пули врезались в штукатурку, тела и дерево. Я застыла на месте. Я была уже мертва.

Рука Заша дрожала.

Он отвел взгляд.

И нажал на курок.

22

Моя грудь сжалась от удара. Я упала навзничь в море выстрелов и запахов порохового дыма, горячей крови и холодного цемента. Крики терялись в хаосе. Стекло разбилось вдребезги. Темнота душила нас. Я чувствовала, что умираю. Моя надежда угасла.